Амели Вэнь Чжао - Алая тигрица [litres]

Рамсон поклялся, что никогда не доставит Керлану удовольствия услышать, как он кричит. И все же, когда его подтащили к краю корабля, волны внизу были черными и непроницаемыми, он обнаружил, что его решимость колеблется, все его тело начинает дрожать против его воли. Но его отчаянно цепляющиеся пальцы не встретили ничего, кроме гладкого металла наручников, а прикованные к нему гири были твердыми и неподатливыми.

В последние мгновения в его голове промелькнули образы. Как его отец, с плоскими и черными, как бездна, глазами, махнул охраннику, чтобы тот убил Иону. Как он приказал арестовать Рамсона. Когда он пронзил Соршу своим клинком.

Керлан, прижимающий горячее клеймо к его груди, берущий его сломанные, зазубренные части и лепящий из них что-то жестокое и уродливое.

И Ана. Как она выглядела в лунном свете той ночью, морская пыль мерцала на ее коже, прекрасная и яркая. Как она заставила его снова почувствовать себя мальчиком, несчастным, неадекватным, неумелым и неуклюжим.

Как отчаянно, отчаянно он хотел поцеловать ее.

Всплеск, когда груз перевалили через край. Рамсон едва успел перевести дыхание, как нога Керлана врезалась ему в живот, и земля ушла у него из-под ног.

Небо и море закружились над головой, когда он ударился о поверхность воды. На мгновение он поплыл, и дикая, иррациональная часть его подумала, что если он будет брыкаться достаточно сильно, то останется на плаву, он спасется.

Но потом он почувствовал резкий рывок, и в следующее мгновение вода, холодная и черная, сомкнулась над его головой, и его потащило вниз. А потом он мог только наблюдать, его легкие горели огнем, а голова кружилась, когда поверхность удалялась все дальше и дальше, и свет луны превратился в слабую полоску, а затем и вовсе в ничто.

Прижатая к колонне в комнате из черного камня и цепей, Линн чувствовала себя так, словно ее снова бросили в кошмар. Теперь Линн могла сказать, что в комнате стоял гнилостный запах наркотиков, смешанный с гнилой металлической вонью, от которой ее затошнило.

Линн подалась вперед, пока не смогла разглядеть белую мантию ученого, кожаные каблуки ботинок Сорши. Белокурая девушка тяжело опустилась между ними.

Сорша стояла лицом к полке; когда она обернулась, то что-то держала в руках. Он напоминал браслет, сделанный из материала, похожего на переплетение нефрита и лазурита. Совсем как… морской камень.

Сорша тихо и напевно произнесла несколько слов, обращаясь к стоявшему перед ней ученому. Он резко вскинул голову, его глаза расширились от страха.

– Нен, – сказал он, поднимая руку и отступая на несколько шагов, бормоча слова, которые Линн не могла понять. – Нен, нен…

Сорша бросилась на него, оскалив зубы и выхватив кинжал. Ученый, возможно, был физически крупнее ее, но он не мог сравниться с жестокостью Сорши. Он закричал, когда она ударила его о стену.

Щелчок.

Браслет сомкнулся на его запястье, звук эхом разнесся по комнате во внезапной тишине. Энергия вокруг них, казалось, на секунду изменилась.

Лента сжалась, затягиваясь вокруг запястья ученого, пока, казалось, не слилась с его плотью. В нем мерцало то, что Линн могла бы принять за древнюю магию или колдовство, о которых говорили ее старейшины. Это выглядело так, как будто в этой полосе ожил целый океан.

Ученый рухнул у стены. Он закрыл лицо руками, и его плечи сотрясались от рыданий.

Сорша опустилась рядом с ним на колени. Движением, которое можно было бы назвать почти нежным, она поднесла клинок к его горлу и прошептала ему на ухо какие-то слова. Линн слышала только всхлипы мужчины: нен, нен, нен – брегонское слово, означающее « нет », как она запомнила, – и отчаянный страх сжимал ее грудь.

Сорша схватила его за запястье и повернулась к девушке. С небрежностью, с какой разрезают конверт, она сделала глубокую рану на шее девушки. Та издала приглушенный стон, когда кровь собралась в лужу и начала сочиться багровым.

Сорша прижала повязку ученого к крови девушки.

Эффект был мгновенным. Девушка дернулась, как будто каждый нерв в ее теле натянулся до предела. Ее глаза расширились, на лбу выступили вены, когда она открыла рот в крике.

Ученый откинул голову назад, губы приоткрылись в том, что в равной степени напоминало экстаз и боль. Линн с ужасом заметила, что кровь девушки перестала капать; вместо этого она, казалось, стекала в полоску морского камня. Вены на запястье ученого начали чернеть, растекаясь по его рукам и шее, кровоточа в белках глаз, как чернила на пергаменте.

Все было кончено в одно мгновение. Золотоволосая девушка растянулась на земле, ее кожа была бледной, как вощеная бумага. Однако именно ее глаза преследовали Лин: совершенно пустые, как будто ее душа ушла.

«Монстры, – сказал король Дариас. – Под моими полами водятся монстры».

Ученый привалился к стене, сильно дрожа. И как только он это сделал, стеклянные бутылки и контейнеры на полках тоже начали дрожать, наполняя всю комнату зловещим гудением, которое становилось все громче и громче.

Лицо Сорши расплылось в улыбке. Она что-то напевала на ухо ученому. В ответ он закрыл лицо рукой и поднял другую.

Стеклянная посуда взорвалась вокруг них, разлетевшись на тысячи осколков, которые по дуге пронеслись в воздухе. На мгновение все, казалось, застыло во времени: сверкающие осколки, рот Сорши приоткрылся в изумлении, лицо ученого застыло от ужаса.

А потом все рухнуло.

Под градом осколков Сорша взяла ученого за руку, нежно поглаживая повязку на шее.

А потом она перерезала ему горло.

Рука ученого упала на пол, лента с мраморным камнем с лязгом отвалилась и покатилась, остановившись. Клочья тьмы извивались по его поверхности.

Сорша взяла его в руки. Даже ее движения были сдержанными, осторожными, как будто она держала на руках новорожденного младенца.

– Сифон готов, – сказала она. Теперь она говорила по-кирилийски.

Именно тогда Линн увидела, как что-то зашевелилось в самом дальнем углу комнаты, за пределами света ламп. Она думала, что здесь с ними больше никого нет, но огромное количество черного камня заблокировало ее связь с воздушными потоками в этой комнате.

Какая-то фигура шагнула вперед, и Линн почувствовала, как у нее подкашиваются колени.

– Значит, Годхаллем, – голос Киса был холоднее льда.

Сорша хихикнула. Осторожно она закрепила ленту из морского камня – сифон, как она только что его назвала, на своем поясе.

– О, Кис, ты забываешь, что сначала нам нужно найти дорогую подружку. Одну маленькую кровавую сучку.

Лицо Киса было бесстрастным.

– Отлично.

– Какой из тебя хороший солдат, – проворковала Сорша. Она проскользнула мимо него, погладив пальцем его подбородок в дерзком жесте, который Линн никогда не думала, что он потерпит. «Не делай этого, – подумала она, безмолвно умоляя его пошевелиться, наброситься на нее. – Дай отпор».