Антон Пешкин - Голый край [СИ]

Вдруг поднялся сильный ветер, хвойные кроны деревьев зашумели, заскрипели многовековые стволы и ветви. Хьялдур, прикрыв глаза, слабо улыбнулся.

— Духи позволят тебе войти в лес, Майя. Не как человеку, не как охотнику, но как храброй душе, — не открывая глаз, произнес он полушепотом.

Он медленно передал чашу отцу, который взял ее обеими руками и поднес к моему лицу. Невольно я вдохнула голубоватый дым, и меня едва не вырвало от резкого, остро-горького запаха тлеющего растения. Я закашлялась и схватилась за грудь, словно с каждой секундой забывая, как дышать.

— Заставь себя дышать! — выкрикнул отец. — Сделай вдох!

В глазах быстро темнело, и плясали разноцветные огоньки. Я упала на четвереньки, продолжая кашлять, и будто бы в поисках спасения взглянула на отца снизу вверх. Он и не шелохнулся.

Мрак застилал глаза все больше и больше. Разноцветные огоньки складывались в причудливые узоры, вокруг меня плясали фигуры животных и людей. Все они пристально смотрели на меня и смеялись. Смеялись надо мной и моей беспомощностью!

— Замолчите! — я вскочила на ноги и прокричала на них. — Заткнитесь!

Разноцветные фигуры обступали меня, все больше и больше. Исчез лес, пропали отец и Хьялдур, вокруг остались лишь я и мои кошмары.

Звери, чудовища и невозможные создания толпились вокруг меня. У всех них морды будто бы менялись, перетекая из чего-то звериного в искаженные злым смехом людские лица.

— Я вас… — прохрипела я и замахнулась кулаком на одного из них. Он рассеялся, словно облако цветного дыма, — …не боюсь!

И я побежала. Побежала, размахивая руками во все стороны и неистово крича на существ вокруг меня.

— Не боюсь! Не боюсь! НЕ БОЮСЬ!!!

Они резко расступились, и я даже не успела понять, почему. По ощущениям было похоже, будто бы я обо что-то споткнулась и покатилась кубарем вниз с высокого, крутого склона. Меня крутило, переворачивало и подбрасывало в воздух, а иногда и вовсе земля исчезала подо мной, и я оказывалась в свободном падении.

Вокруг меня теперь уже толпились птицы. Самые безумные порождения хаоса, облаченные в одежды из горящих перьев. Лица людей с огромными клювами и языками, покрытыми острыми шипами. Они кружили вокруг меня пока я падала вниз, клевали мое тело, срывали жалкие остатки одежды с моего тела и оставляли на мягкой коже ссадины и кривые порезы. Я закричала, не столько от боли, сколько в панике, пытаясь отогнать злых птиц от себя руками, и вскоре заметила, что раны на моих руках и на всем теле вообще складывались в причудливый кровавый узор, сходящийся на груди.

А на груди — ворон с голубыми глазами, объятый огнем. С крыльев его сыпалась соль.

Вдруг он, дух, что спас меня, вырвался прямо из моей груди, ломая мои ребра и разрывая плоть. Больно не было, но было ощущение, что все так, как и должно быть.

— Ун! — громко прокричал ворон, и птицы вокруг испарились.

Он стал кружить надо мной, пролетать прямо у моего лица, и заглядывать в мои глаза, что я украла у него.

— Лгунья! Лгунья! — закричал ворон прямо над моим ухом. — Воровка!

Резкий удар всем телом об воду заставил меня перестать слушать его карканье. Вмиг я погрузилась в ледяные воды северного моря. Стоило мне лишь оглядеться, как я от ужаса истошно закричала, и соленая вода заполонила мои легкие.

Невозможные, неописуемые твари из самых глубин подводного ада тянули ко мне свои щупальца, челюсти и светящиеся могильным зеленым светом огоньки. Сотни тысяч, миллионы глаз уставились на меня из черных глубин, засверкали в едва пробивающихся сюда лучах лунного света искаженные злобой рты. Улыбки из острых как бритвы зубов.

Щупальца обвивали мои ноги. Костяные наросты впивались в плоть, вода становилась красной из-за моей крови, и вскоре все море вспенилось от моего страха, ярости и желания жить.

Мои руки будто бы сами по себе двигались в причудливых жестах, повелевая ледяными волнами. Вода в легких теперь уже не убивала меня, но заставляла дышать еще легче и глубже, нежели северные ветра.

Я раз за разом била жестокими, хлесткими волнами и морской пеной по шипящим на меня подводным тварям. Их глаза гасли, словно миллионы свечей, разом задутые самым древним именинником во вселенной.

Водоворот, в центре которого я оказалась, завертелся, затягивая меня глубже в пучину. Но страха уже не было, ведь море стало моей кровью, а я вся будто бы была сделана из соленых ледяных вод.

И я увидела это.

Чернее самого черного цвета водовород миров. Вселенная, мироздание, как оно есть. Гигантский, непостижимый темный диск, вспыхивающий миллиардами и миллиардами разноцветных огоньков, миллиардов миров, судеб и историй, что никогда не будут рассказаны.

Я плавно опустилась на этот горящий от самой жизни диск, на самый его край, где зарождались миры, утекая к центру-водовороту, чтобы исчезнуть и появиться вновь.

Руки сжимали горящий белым пламенем лук, стрела будто бы сама возникла из ниоткуда, стоило мне лишь протянуть руку в бесконечную пустоту.

Я натянула тетиву так, будто бы стреляла из лука с пеленок. Он затрещал, заскрипела тетива, нить из полотна мироздания. Я затаила дыхание, прицеливаясь в оленя с тысячей рогов, стоящего на другом краю вселенского диска.

Лишь мгновенье, и жизнь животного оборвалась. Стрела насквозь пробила череп, пролетела через сверкающую, словно алмаз, глазницу, и вылетела из затылка, рассыпаясь в прах.

Я упала на колени перед убитым зверем. Ножом из чистого обсидиана я вырезала ему сердце, а горящей алым пламенем кровью стала рисовать на своем обнаженном теле узоры и картины людей, лиц, невиданных городов и стран. Все складывалось в одно большое изображение мира, что открылся мне.

Мой отец крепко обнял меня. Туша убитого оленя лежала у моих ног.

— Я горжусь тобой, — тихо прошептал он мне на ухо.

Мое путешествие по вселенной было закончено. Цель, жертва, бездыханно лежала у моих ног, а ее кровь украшала мое тело.

— Я не отступлю.

— Я знаю, — папа улыбнулся.

После того, как развеялся дурман, и я наконец пришла в себя, меня окутал нежный мрак глубокой ночи. Все казалось спокойным и умиротворенным — звуки сверчков в высокой, густой траве, легкие, едва ощутимые дуновения холодных ветров и треск сухих веток в костре. Пламя ласково заключало их в свои объятья, лишь иногда выбрасывая вверх небольшой сноп искр.

Костер был очень кстати. Что я, что отец — мы оба сейчас старались держаться поближе к теплу, ведь когда наваждение психоделических трав наконец спало, нас обоих начало жутко знобить.