Ренсом Риггз - Казни Дьявольского Акра [litres]

– А как насчет прямо сейчас? – звонко обратилась к собранию мисс Сапсан, и собрание ответило ей овациями.

Сегодня все наконец-то обретут свободу. Единственные, кому не светило насладиться победой – и переустановкой, – это предводители американских кланов.

Тут мне в голову пришла довольно жуткая мысль. Мисс Сапсан как раз углубилась в беседу с мисс Королек, но стоило мне постучать ее по плечу и продемонстрировать взволнованную физиономию, как она тут же извинилась и отошла.

– Так вы собираетесь схлопнуть эту петлю?

– Возможно, это было чересчур самонадеянно с моей стороны. Их не так уж много осталось.

– Но мой город же не пострадает? Вы не взорвете тут все к…

– Нет, – она ободряюще улыбнулась. – Это будет неразрушающее схлопывание. Но если мы уберем эту карманную петлю, тебе будет далеко не так удобно потом сюда возвращаться. Возможно, я недооценила твою… привязанность к этому месту. Если ты бы предпочел ее сохранить, я готова обсудить с имбринами альтернативы.

Я огляделся по сторонам.

Мой старый дом… Мой старый город… Родители сидят на заднем крылечке и мирно любуются Лимонным заливом, словно их газон не заполонила толпа незнакомцев престранного вида. Кто-то из имбрин снова стер им память.

– Нет, вы оценили верно, – кивнул я и показал на родителей. – Однако я бы хотел попрощаться.

– Пять минут. Мы уже скоро начинаем.

– Этого более чем хватит.

Мисс Сапсан возобновила разговор с Перплексусом, а я зашагал по траве к крыльцу. Родители сидели в нескольких футах друг от друга на мягкой скамейке. Я взгромоздился на перила рядом с ними. С чего, спрашивается, начинают в таких случаях?

– Хочу, чтобы вы, ребята, знали: я на вас больше не сержусь. Сердился, и очень долго, но больше этого нет. Вы просто не поняли, что получили со мной в довесок… – да и откуда бы вам понять? Вы же никакие не странные. Судя по тому, что я слышал, из родителей такие штуки понимают примерно ноль процентов, вот так-то. Я-то думаю, что вы могли бы стараться и лучше… расширять горизонты и все такое… но теперь-то уж какая разница. Вы на такое не подписывались. Хотя бы не связали и не продали в цирк, как Эммины предки, и то спасибо.

Я вздохнул. Поневоле чувствуешь себя идиотом, когда вот так толкуешь с зомби… которые тебя даже не слышат.

А на газоне странные уже собрались стайкой перед мерцающим входом в карманную петлю. Имбрины стояли в кругу, взявшись за руки, – даже мисс Шилоклювка, которой Франческа помогла вылезти из кресла и теперь бережно поддерживала.

Мне ужасно захотелось туда, к ним, но я опять повернулся к родителям. Пусть они меня и не слышат, но мне все равно нужно было сказать им кое-что еще.

– Я принял решение. Несколько раз передумывал с тех пор, как умер дед и начались все эти странные дела. Думал, может, я мог бы жить часть времени с вами, чтобы у меня была и эта жизнь и та, другая. Но оно так не работает. Не для меня – и уж точно не для вас. Вы вот тут сидите, пуская слюни… и вам уже столько раз память стирали, что вы уже, небось, и дни рожденья-то свои забыли. Мой так уж точно. Я что сказать хочу… Я ухожу. И возвращаться больше не буду. Мне здесь не дом.

Отец вздохнул – я аж в воздух подскочил.

– Все в порядке, парень, – деревянно проговорил он. – Мы все понимаем.

Я чуть с перил не свалился.

– Что, правда?

Он продолжал глазеть вдаль, на воду.

– Да. Мы покупаем яхту. Правда ведь, дорогая?

Мама вдруг начала плакать – совершенно не меняя выражения лица.

Мне, как тисками, сдавило грудь.

– Мам, ну не надо!

Но она продолжала тихо плакать, глядя в никуда. Я слез с перил, присел рядом, обнял ее.

– Мой мальчик, – сказала она совсем тихо. – Мой маленький мальчик.

Руки ее так и остались безвольно висеть по швам.

Я не знаю, сколько просидел там, обнимая свою маму… Кажется, очень долго. Друзья молча смотрели на меня с того края газона. Имбрины пели странную, чуть зловещую песнь, переливчатую и ритмичную – с каждым куплетом она делалась громче. Наконец, мама перестала плакать. Больше она ничего не сказала. Когда я разжал руки, глаза ее были закрыты – она уснула у меня на плече.

Я осторожно положил ее на скамью и подсунул под голову подушку. Потом пошел к папе – он успел в какой-то момент встать и дойти аж до конца пристани, миновав по пути толпу странных и даже на них не взглянув. Теперь он лежал на досках на спине, опустив обутые ноги в воду, и пустыми глазами таращился на облака.

Моя тень упала ему на лицо.

– Пока, пап. Спасибо, что хоть иногда пытался.

Подшутил он надо мной, что ли? Или, может, думал, что разговаривает с дедом?

Я отвернулся и пошел прочь.

– Удачи, Джейк.

Я замер. Обернулся. Он смотрел мне в глаза.

В эту секунду мы были словно в миллионе миль друг от друга – и вот, здесь, совсем рядом. Ближе чем когда-либо.

Я открыл рот, но в горле так пересохло, что пришлось промолчать. Только кивнул.

– Люблю тебя, – сказал он.

– И я тебя, па.

Пора.

Он проводил меня взглядом. Мерцание карманной петли расширилось и разгорелось до твердого сияющего диска, похожего на зеркало, в котором отражалось солнце. Оно дрожало в воздухе, было нестабильно.

Имбрины посылали подопечных туда группами по три. Я ждал на краю газона вместе со всеми нашими. Кроме Фионы, перезагрузка никому не требовалась.

Она прошла последней. За ней двинулись мои друзья. Потом все имбрины, кроме мисс Сапсан.

– Я всегда смогу сделать для тебя еще одну карманную петлю здесь, – сказала она, подходя. – Если захочешь.

Я посмотрел на нее и благодарно улыбнулся. Но покачал головой.

– Спасибо. Но вряд ли.

Она кивнула. Почувствовала, что я хочу уйти последним, и, развернувшись, шагнула в свет.

Я постоял немного молча. Поднимался влажный ветер. Остаться мне не хотелось. Ни единого укола сожалений. На самом пороге мерцающего зеркала я задержался и помахал отцу. Он тоже поднял руку, но лицо при этом осталось таким пустым, что это, возможно, было на автомате.

Проглотив ком в горле, я сделал шаг.

Мисс Шилоклювка умерла на заре.

Долгое время она стойко боролась, но была слаба и устала, и бороться уже не могла. Она испустила последний вздох в объятиях своих сестер-имбрин, многих из которых учила еще девочками, – и своей возлюбленной Франчески. А последними словами ее стала цитата из Эмерсона [23].

Ничто не мертво: люди лишь притворяются мертвыми и вынуждены терпеть фальшивые похороны и скорбные некрологи, а сами выглядывают тем временем из окна, здоровые и невредимые, уже в облике новом и странном.

Никто из нас до сих пор не бывал на похоронах имбрины. В тот день хоронили сразу троих. Не было ни могил, ни погребений, ни (инструкции нам выдали недвусмысленные) слез. Мисс Шилоклювку, мисс Бабакс и Ви завернули в тонкие белые покровы. Весь Акр явился провожать их. Процессия получилась скорее праздничная, чем печальная: нараспев звучали ритуальные тексты, странные обитатели Акра показывали, на что способны, лились песни на древнем наречии. Кое-кого поразила новость, что Ви была имбриной, но по сравнению с прочими потрясениями последних нескольких дней это была сущая мелочь.