Джо Аберкромби - Мудрость толпы [litres]

– Знаю, знаю, – отмахнулась та чуть ли не с нетерпением. – Мне очень жаль.

– По тебе не скажешь.

– Ну, ты же должна понимать, что нам приходилось держаться тише воды ниже травы. Савин, прошу тебя, я ведь тебе не враг…

– А кто ты? Уточни, пожалуйста.

Мать опустилась в кресло, шурша дорогими юбками, и посадила Гарода на колено, чтобы глядеть малышу в глаза.

– По моим ощущениям, я до сих пор во многом та же саркастичная, любящая выпить девица, какой была в семнадцать лет. Но теперь я, похоже, стала бабушкой! И к тому же бабушкой короля, можешь ты себе такое представить?

– Не будем делать вид, будто тебе впервой держать между ног будущего монарха.

– Право, Савин! Это было бы низко для тебя даже в двенадцать лет, а уж сейчас, когда ты лорд-регент Союза…

Конечно же, она была права. И, конечно же, это ничуть не успокоило Савин.

– Как это у тебя так получается, вот так взять и… заглянуть на огонек!

– Разве не так поступают все бабушки? Ждут, пока дело будет сделано, а потом появляются, чтобы пожать плоды? Теперь ведь это безопасно, правда?

– Конечно, но…

– Ну вот. А раньше было небезопасно.

– Я в курсе. Мне это приходило в голову, когда я сидела тут в самой гуще сперва одного народного восстания, потом другого, потом в тюрьме, а потом на скамье подсудимых!

– Если бы мы с твоим отцом оказались там же, это ничему бы не помогло. – Гарод недовольно захныкал, и она тут же смягчила свой раздраженный тон. – Конечно, я бы хотела быть с тобой, помочь тебе пройти через все это. И когда родились малыши – конечно же, я ничего не хотела так, как быть рядом! Но я знала, что все, что бы я ни сделала, лишь навлечет на тебя еще бо́льшую опасность. И к тому же я была уверена, что ты справишься. Ты всегда была такой боевой! Такой современной, энергичной женщиной. Ты действительно очень похожа на твоего отца. Что один, что другая – вы попросту отказываетесь признавать себя побежденными!

– Он мне не отец, – буркнула Савин, понимая, что это звучит грубо. Черт подери, как так получилось, что это она оказалась той, кто ведет себя неблагоразумно?

– Нравится тебе это или нет, он твой отец во всех отношениях, кроме одного.

– Тогда где же он был?

– Лучше… пусть он объяснит тебе сам.

– Он здесь?!

– Я думаю, он хотел, чтобы я поговорила с тобой первой. Разбила лед, так сказать. Ты же знаешь, Савин, женатые пары часто специализируются каждый на своем. Я всегда брала на себя беседы, в то время как его больше интересовали…

– Пытки?

– Я хотела сказать «планы на будущее», но ты, несомненно, все равно решишь по-своему. Как ты делаешь обычно.

– Можешь мне поверить, это совершенно не так , – процедила Савин, твердо и гневно выговаривая каждое слово. – Где он?

Ее мать кивнула в сторону еще одной двери.

– Можно, я останусь здесь с ними? Хотя бы ненадолго?

Савин хотела отказать. Но она никогда не умела ни в чем отказывать своей матери. К тому же Гарод так крепко вцепился в бабушкин палец, маленький предатель! Получилось бы, что она наказывает и детей тоже, а ведь предполагалось, что теперь все делается ради них. Рождение ребенка сильно ограничивает твои возможности. Когда их сразу двое, границы сужаются еще больше. А если к тому же сделать одного из них королем, ты вообще теряешь право слова в чем бы то ни было.

Савин беспомощно пожала плечами:

– Ну, раз ты все равно здесь…

Она повернула ключ, открыла дверь и шагнула внутрь.

…Ей так и не удалось выяснить, почему этот зал называли Комнатой Вздохов. Возможно, какая-нибудь вдовствующая королева окончила здесь свои дни в вечном трауре. В комнате было три двери: одна вела в детскую, вторая в приемную залу, а третья наружу, в коридор. Со стен уже соскребли лозунги ломателей и заново их побелили, но у Савин пока не дошли руки до отделки. В любом другом уважающем себя доме из этой комнаты сделали бы великолепную гостиную. Во дворце она казалась чуть больше кухонного шкафа. Впрочем, здесь имелись светлый, высокий сводчатый потолок и каменный пол, отполированный столетиями шаркающих ног, а также большое окно. По утрам зал заливал восхитительный свет, поэтому Лео отвел это место для того, чтобы Карми Грум нарисовала его портрет. Вечерами, однако, здесь было тихо, сумрачно и полно теней.

Отец Савин – во всех отношениях, кроме одного – сидел в своем кресле на колесах, которое сконструировал для него Карнсбик. Его колени торчали двумя буграми под одеялом, наброшенным на иссохшие ноги. Он хмурился, разглядывая незаконченный холст: Молодой Лев верхом на черном жеребце, врывающийся в городские ворота, чтобы избавить нацию от хаоса, и обращающий в бегство пока что лишь схематически набросанных предателей, трусливо спасающих свои жизни.

Савин подошла к нему в гнетущей тишине, шурша юбками по камню. Ее губы раскрылись, чтобы заговорить, но когда она подошла к креслу, то поняла, что так и не знает, что сказать. В итоге она просто положила руку на его костлявое плечо, как, бывало, делала много лет назад. Он накрыл ее ладонь своей, и они принялись вместе разглядывать незаконченное изображение. Лео был показан как воплощение мужественности, его железную ногу закрывал конский бок, а недействующую руку – золотые шнуры; он указывал мечом в направлении светлого будущего.

– Я думаю, это будет хороший портрет, – сказал ее отец. – Немножко претенциозный и сентиментальный, но ведь таков же и оригинал. Ну, и конечно, это будет полнейшая ложь. – Он вздохнул. – Но если бы людям нужна была правда, они бы просто смотрели вокруг, на реальный мир. Насколько мне известно, они предпочитают картины.

– Картины менее склонны тебя убить.

– Это верно. А где же сам лорд-регент? Снова избавляет государство от какой-нибудь угрозы?

– Присматривает за формированием своей новой армии.

– Кто-то явно пытается что-то компенсировать. Впрочем, наверное, воину нужен меч.

– Вроде бы это собираются назвать «регентской гвардией».

– Это может относиться к леди-регенту в той же мере, что и к лорду. – Отец поднял взгляд на Савин. – Я всегда думал, что тебе должны быть к лицу доспехи.

– В кирасе неудобно кормить грудью. К тому же в детстве я никогда не играла в солдатики.

– В куклы ты тоже не играла. Насколько я помню, с тех пор, как ты начала говорить, – а это случилось не по годам рано, – тебя интересовали в первую очередь фехтование, деньги и власть.

– А тебе не приходило в голову, что эти вещи интересовали меня потому, что они интересовали тебя?

– Какая разница, откуда они взялись? Это неплохие интересы. – Его улыбка превратилась в гримасу, когда он вцепился в колесо, чтобы развернуть кресло к ней. – Я должен сказать, Савин, что очень впечатлен твоими достижениями. Ты не только смогла придумать безопасный способ выбраться из этого безумия, но к тому же умудрилась одновременно добиться невероятной популярности. Очень недурно для женщины, которая некогда приложила столько усилий, чтобы ее все ненавидели.