Джо Аберкромби - Мудрость толпы [litres]

– Кто был твоим наставником по писаниям? – севшим голосом спросила она.

– Пророк Кхалюль, – ответила Зури, делая шаг в комнату. – Как ты, без сомнения, уже догадалась.

Ее волосы с одной стороны распустились и черной завесой свисали вдоль окровавленного лица, окровавленного подбородка, окровавленного горла.

– Мне жаль, что не удалось сказать тебе это раньше.

– Тебя хотя бы действительно так зовут? Зури?

– У меня были и другие имена, но сейчас я Зури. И останусь Зури до тех пор, пока буду тебе нужна.

– Ты была моим другом, – прошептала Савин. Кажется, она собиралась заплакать. – Моим единственным другом…

Едва заметная морщинка пересекла гладкий лоб Зури, когда она подошла ближе.

– Я по-прежнему твой друг. А ты мой.

– Но ты… ешь людей!

– А ты мелешь их в муку на своих фабриках, отправляешь их на бойню в своих сражениях, позволяешь им гнить от болезней в своих трущобах.

– Я верила тебе!

Зури, казалось, была чуть ли не уязвлена ее словами.

– И я всегда делала все возможное, чтобы тебя не подвести.

– Из-за какого-то соглашения, которое вы заключили с моим отцом…

– Вначале – да.

Зури в один миг преодолела разделявшие их последние несколько шагов; внезапное холодное дуновение заставило Савин вздрогнуть. Зури уже держала ее за руки – так мягко, но так крепко! Поднятые порывом черные волосы вновь тихо опускались на ее залитое кровью лицо.

– Но вскоре я стала тебя уважать, потом восхищаться тобой, а потом… полюбила тебя.

Она подняла руку и осторожно вытерла слезу со щеки Савин кончиком прохладного большого пальца.

– Я очень стара, – продолжала она. – Я не думала, что еще смогу чему-то научиться. Но от вас мы узнали так много нового! Только представь, что будет, если Юг и Союз, вместо того чтобы противостоять друг другу, будут связаны узами торговли, промышленности, общих интересов! Если вместо того, чтобы без конца глядеть в свое невежественное, полное суеверий прошлое, они начнут стремиться к прогрессу ! – Ее черные глаза засияли при этой мысли. – Представь себе Юг и Союз, где людьми правят не прихоти эгоистичных жрецов и чародеев, но благочестивый распорядок, направляемый часами и книгой!

– И что сказал бы на это твой наставник по писаниям? – прошептала Савин.

– Я уже многие годы плевать хотела на его мнение, – отвечала Зури с полуулыбкой, словно любовница, осмелившаяся на сомнительную шутку, чтобы посмотреть, простят ли ее за этот мелкий проступок.

Во имя Судеб, кажется, из-за двери до сих пор слышался тихий хруст костей?

Ее отец, который сжег половину мира, чтобы контролировать вторую половину, положил руку на ее запястье:

– Тебе необходимы наши советы.

Ее мать, которая помогала вынашивать этот грандиозный план, положила руку на ее плечо:

– Тебе необходима наша поддержка.

Зури улыбнулась шире, показывая зубы, еще розовые от крови Сульфура:

– Тебе необходима наша защита.

И они не были неправы. Допустим, мир оказался не вполне таким, каким она его считала, но Савин всегда была деловой женщиной. А деловая женщина обязана быстро адаптироваться к новым обстоятельствам и распознавать выгодные предложения. В конце концов, ей уже приходилось иметь дело с трудными партнерами и оставаться с прибылью.

Она вытряхнула из рукава коробочку и заправила в каждую ноздрю по хорошей понюшке жемчужной пыли. А потом еще по одной. Просто чтобы перестали трястись руки. Потом аккуратно вытерла нос и промокнула уцелевшим рукавом глаза, вздернула подбородок, расправила плечи – и даже сумела изобразить нечто, похожее на улыбку.

– Что ж, – произнесла Савин. – Никто никогда ничего не добивался в одиночку.

Только пройдя по крутой, мощенной булыжником улице, ведущей вверх от гавани, Рикке поняла, насколько ей недоставало Уфриса. Запаха моря и чаячьего гама. Чувства, что знаешь каждый закоулок и каждое лицо. Ее отца – ведь в гулком пространстве замка Скарлинга и в парадных салонах Адуи память о нем несколько затуманилась. Здесь она вновь вернулась к ней с такой остротой, что Рикке захотелось плакать.

Впервые за долгое время она чувствовала себя дома.

Она прошла под резными потолочными балками, куда они с Лео любили забираться, когда были детьми. Ее палец прочертил волнистый след в пыли на сиденье, где ее отец вершил свой суд. Она вышла из тени в залитый солнцем сад и опустилась на посеревшую от времени скамью, щурясь в сторону моря.

Весна была в разгаре. Сад снова зарос, как это бывало всегда – все то, что посадил ее отец, перло сплошной необузданной массой, совершенно не так, как он планировал. С осыпающейся стены соскользнула плеть вьюнка, рассыпав белые цветы по его могиле. Он бы, скорее всего, рассмеялся при виде этого и сказал бы, что время оставляет нас всех в дураках.

Рикке подумала о той девчонке, которой она была, когда Изерн взяла ее с собой в горы, чтобы доказать, что у нее есть Долгий Взгляд: глупой, дерганой и мягкой. Не знающей множества вещей. Ни стойкости, ни мозгов – но зато доброе сердце. Она прикоснулась кончиками пальцев к татуировкам на своем лице. Так много изменилось… Рикке не была уверена, действительно ли перемены были к лучшему.

– Твой отец любил это место. – В дверном проеме стоял Трясучка, сложив руки на груди.

– Больше всего на свете он любил сидеть здесь и смотреть, как все растет, – отозвалась Рикке.

– Да уж, заросло тут все знатно.

– Конечно, у него ведь никогда не хватало времени на прополку, со всеми этими войнами, в которые его втянули.

– Это так. Но теперь ты сделала своим садом весь Север. – Трясучка покачал головой, словно до сих пор не верил. – Думаю, он бы гордился тобой.

– Разве? После всего, что я сделала? «Черная Рикке», так меня теперь кличут.

– Славное имя.

– Имя, которое дают убийце, потому что хуже него нет человека на всем Севере.

– Это просто имя. Оно станет тем, чем ты его сделаешь.

– Ну, наверное… – Рикке поставила локти на колени и подперла ладонями подбородок. – Скажи, Трясучка, я ведь правильно поступила?

– Я бы сказал, что ты спрашиваешь не того человека.

– Я спрашиваю единственного человека, которому я доверяю.

– Потому что я сам столько раз поступал неправильно?

– Ну да, и теперь ты должен знать разницу, разве нет?

– Не уверен, что она есть, эта разница…

Он опустился на скамью возле нее.

– Это утешает – когда говоришь себе, что где-то в мире есть какая-то большая правда. Что где-нибудь в горах есть старый мудрый ублюдок, которого надо только отыскать, и он скажет тебе все ответы. И тогда у тебя больше не останется ни сомнений, ни сожалений.

Трясучка глянул вбок, и солнечный свет блеснул в его металлическом глазу.