Джо Аберкромби - Мудрость толпы [litres]

Суорбрек вновь зашагал по плиткам пола, пока не оказался перед плачущей стирийкой.

– Ну, а что до тебя , – провизжал он, – ты была тайным руководителем этого заговора!

Женщина уставилась на него с трясущимися губами, прижимая окровавленную руку к ранке от брошенной монеты. Орсо редко доводилось видеть кого-либо, менее похожего на тайного руководителя чего бы то ни было. Ее розовый язык облизнул бледные губы, дыхание вырывалось учащенно. Она была в панике, и кто мог ее винить? Орсо почувствовал, как у него опускаются плечи. Все присутствующие знали, что последует дальше.

– Я отрекаюсь от них! – в отчаянии провыла стирийка. – Я не знала, что они замыслили! Они виновны! Они все виновны!

– Я знал это! – в восторге вскричал Суорбрек.

– Я впервые вижу эту женщину! – завопил пекарь.

– Врет, – буркнул мельник. – Все она врет.

Банкир трясущейся рукой стащил с переносицы стекла и закрыл глаза ладонью.

– Виновны! – торжествующе вскричала Судья, оставляя в Высоком столе вмятины небольшой кувалдой, которую она использовала вместо деревянного судейского молотка. – Виновны, виновны, мать их! Все виновны!

Не было необходимости объявлять приговор. В этом суде могло быть только два варианта: либо оправдание, либо Цепная башня. Хильди круглыми глазами смотрела на Судью, на Броуда, на Сарлби, на заляпанных красным сжигателей, беснующихся на публичной галерее. Орсо услышал, как она прошептала:

– Они чудовища…

– Если бы, – тихо отозвался он. – Так было бы проще. Но они просто люди.

– Они худшие люди из всех, кого я встречала!

– Разумеется. Лучших мы повесили. Тех, кто мог бы помочь, мог бы пойти на компромисс, мог бы попытаться построить мосты. Все они остались болтаться вдоль Вальбекской дороги. Конечно же, эти люди жестоки, алчны и бесчеловечны. Мы сами их этому научили. Мы подали им пример.

– Я впервые вижу этих людей! – ревела стирийка, пока пленников толкали вверх по проходу. – Я невиновна!

Но было уже слишком поздно. Слишком поздно было уже в тот момент, когда они оказались на скамье подсудимых. Ведь в действительности здесь существовал только один заговор: найти тех, кого можно обвинить. И все они были в нем соучастниками.

Судья швырнула на стол кувалду и откинулась на спинку кресла, ковыряя в зубах.

– Что там на обед? – спросила она.

– Черт, ну и холодина! – шепнул Огарок, окутанный облачком пара. Он покрепче обхватил тощими руками свои тощие ребра и зарылся подбородком в шарф.

Точно так же делал ее брат – тогда, в лагерях. Они тогда кутались в любой обрывок ткани, какой только могли найти. Жались друг к дружке под одеялом, за кражу которого ей разбили нос. Воспоминание об этом вызвало у Вик внезапное побуждение обнять Огарка, потереть ему спину, накрыть его покрасневшие уши руками в рукавицах.

Вот только последним человеком, кого она обнимала, был Сибальт, и он в результате перерезал себе горло. Так что Вик всего лишь отхаркнула холодную мокроту и сплюнула в промерзшую грязь сбоку от повозки.

– Почему у тебя никогда не хватает одежды?

– Сейчас ни у кого не хватает одежды.

– Констебль в шарфе… Выглядит не больно-то грозно.

– Всяко грознее, чем замерзший насмерть.

Вик согласно хмыкнула, выпустив облачко пара. Трупы замерзших они находили каждое утро – в переулках, на порогах домов, в подвалах, с заиндевевшими ресницами… Земля так закаменела, что этих бедолаг было даже не похоронить.

– А тебе что, никогда не бывает холодно? – спросил он.

Ей было холодно. У нее который день болело горло, воспаленные ноздри постоянно подтекали, и их приходилось постоянно вытирать. Однако Вик знала, что нельзя показывать свой дискомфорт. Показывать боль – значит, напрашиваться на новую.

– В лагерях бывало и похолоднее. Лучше подумай о светлой стороне. – Она отхаркнула новую порцию слизи. – Если бы было теплее, в городе была бы чума.

– Ты так харкаешь, будто у тебя и так чума, – пробурчал Огарок.

– Если боишься заразиться, ты всегда можешь присоединиться к ним, – Вик кивнула в дальний конец улицы.

Сжигатели развели там огромный костер. Изображения царственных особ. Символы прошлого. Портреты короля Орсо, короля Джезаля и множества других коронованных задниц, которые им предшествовали. Мебель, украшенная резными изображениями пылающего солнца Союза. Портьеры с вышитыми гербами знатных фамилий. Столовые приборы с отштампованными патриотическими высказываниями. Флаги. Мундиры. Парики. Веера. Все, что могло быть сочтено аристократическим. Один сжигатель, топая, вышел из соседнего дома и вывалил в пламя целый обеденный сервиз. Люди стояли в опасной близости от огня, протягивая к языкам пламени жадные ладони. На осунувшихся, обтянутых кожей лицах играли отблески.

Огарок глубже закутался в шарф.

– Нет уж, я лучше постою здесь.

– Как мне повезло, – иронически отозвалась Вик.

Впрочем, если хоть раз в жизни быть честной, она была рада его компании. Таково было печальное следствие жизни, которую она для себя выбрала, приговор, который сама себе вынесла: единственный человек, которому она доверяла, был тем самым, кого она шантажом заставила предать своих друзей.

Пайк широкими шагами вышел из погреба, натягивая перчатки.

– Отличная работа, главный инспектор Тойфель! – проскрипел он, наблюдая, как констебли цепочкой тянутся вверх по ступенькам и вываливают охапки бумаг на повозку. Пара листков, вырвавшись на волю, спорхнули на землю и застряли в полузастывшей грязи. – Банк, спрятанный в погребе винного торговца! Мы загнали их под землю, как крыс.

– Если это можно назвать банком, – отозвалась Вик. – Они ссужали деньгами сутенеров и скупщиков краденого – здесь, в трущобах, – держали ломбарды и забегаловки, инвестировали в игорные дома, курильни шелухи, ночлежки, бордели…

– Банк для преступников, – пробормотал Огарок.

Пайк сощурил глаза:

– Все банки преступны. Возможно, здесь оперировали меньшими суммами и под более высокие проценты, но прибыли текли в те же самые сундуки. В те же самые карманы. В те же самые бездонные колодцы алчности! Этот погреб был таким же филиалом банкирского дома «Валинт и Балк», как и то великолепное здание у Четырех Углов. – (Огромная дверь его хранилища, кстати, до сих пор сопротивлялась любым попыткам слесарей, инженеров и операторов гуркского огня.) – Корни этих отвратительных учреждений проникли глубоко во все части Союзного общества. – Пайк скривил губу, наблюдая за бумагами, сгружаемыми на повозку. – Это паутина долгов и коррупции, тянущаяся от самых ничтожных к самым великим. Это гниль, которую необходимо выжечь. – Двое констеблей выволокли на улицу визжащего клерка. – Без сомнений. – В воздухе замелькали дубинки, черные на фоне языков пламени. – Без колебаний. – Обмякшее тело потащили прочь с болтающейся головой. – Без пощады.