Элизабет Лим - Шесть алых журавлей [litres]

Я положила жемчужину на сумку, не желая отходить от мачехи.

– Вы расскажете мне о девушке, которой были раньше? Ванне?

– Ванне? – повторила Райкама.

– Разве это не ваше настоящее имя?

– Нет, – она помедлила, ее взгляд внезапно стал отстраненным. – Так звали мою сестру.

– Сестру?

– Да, когда-то давно у меня была сестра. Я ненавидела ее и любила больше всех на свете. Все называли меня чудовищем, кроме Ванны. Она была столь же добра, сколь и прекрасна. Золотая, как свет в ее сердце.

– Жемчужина, – осенило меня.

Райкама кивнула.

– Она родилась с драконьей жемчужиной в сердце. Правда, это скорее проклятие, чем благословение, ведь она привлекала не только принцев и королей, но и демонов. Я пыталась защитить Ванну, но…

Ее голос затих, но конец истории был мне понятен.

– Мне очень жаль… – прошептала я.

– На ее месте должна была быть я, – тихо ответила Райкама. – Это я была монстром: как внутри, так и снаружи. Я шла на ужасные поступки в надежде найти способ разрушить проклятие, сделавшее мое лицо безобразным, и стать такой же, как все. В конечном итоге за это поплатился самый близкий мне человек. Когда Ванна умерла, ее жемчужина проникла в мое сердце, чтобы не позволить ему разбиться, и исполнила мое сокровенное желание… самым жестоким образом. Она наделила меня лицом сестры .

Райкама коснулась шероховатых чешуек на коже.

– Я хотела умереть, – хрипло произнесла она. – Видеть изо дня в день ее лицо в зеркале… это было больнее, чем видеть свое настоящее. – Ее пальцы задержались на шраме. – Я думала, что не вынесу этого, но затем повстречала твоего отца. Он потерял жену, которую любил больше жизни, и отнесся ко мне с добротой. Мы понимали друг друга, поэтому я уплыла с ним и стала частью его семьи.

– Мачеха…

Она взяла меня за руку. Наши запястья по-прежнему связывала алая нить, но ее сияние стремительно угасало, и от этого мне вдруг стало больно дышать.

– Больше всего я сожалею о том, что не смогла защитить Ванну. Я бы все отдала, чтобы изменить тот момент, но никакая магия на земле не способна исправить прошлое. Ты была моим шансом на искупление, Сиори. Когда я узнала о грозящей тебе опасности, то поклялась, что сделаю все, чтобы уберечь тебя. Как не смогла уберечь Ванну.

– И вы это сделали. Вы всех нас спасли.

Райкама не ответила, просто выпрямилась, собирая остатки силы. На ее чешуе блеснуло восходящее солнце, и она начала переливаться, как опал.

– Уже почти рассвело. Пора разрушить проклятие твоих братьев.

– Но я… – я осеклась. «Я не знаю вашего имени».

– Ты всегда его знала, – словно прочитав мои мысли, ответила мачеха. – Какую песню ты часто пела на кухне?

Мои губы приоткрылись от изумления.

– Но… но я пела ее с мамой.

– Нет, – ласково возразила мачеха. – Ты пела ее со мной.

И тогда она запела низким, грустным голосом, которого я не слышала уже много лет:

Я пораженно отшатнулась. То есть все те моменты, когда я смеялась на кухне с мамой и училась у нее варить рыбный суп… Все они были с Райкамой?

– Ты так скучала по ней, что перестала есть, – тихо сказала мачеха. – Постоянно плакала и отказывалась говорить. – Она помедлила. – Так длилось несколько месяцев, и твой отец не знал, что делать. Я была новенькой во дворце и совсем недавно потеряла дорогого мне человека. Пытаясь осчастливить тебя, я сама становилась счастливой.

– Вы использовали на мне магию.

– Недолго, – призналась она. – Я хотела подарить тебе воспоминания о матери. Воспоминания, которые вызовут у тебя улыбку, даже когда ты возненавидишь меня.

«Даже когда ты возненавидишь меня». Печаль в ее голосе развеяла мой гнев. Я крепче сжала руку мачехи. Она единственная мать, которую я знала.

– А что значит Тяннари? – спросила я, когда вновь обрела дар речи.

– «Луноликая», – Райкама коснулась ребристой кожи. – Поэтично, не правда ли? Очень подходящее имя. Ванна была солнцем для моей луны. – Она подняла взор на угасающие звезды. – Скоро мы с ней увидимся.

– Нет! – пылко выпалила я. – Не уходите.

Небо раскрасилось рассветными красками. Мачеха отвернулась от солнца и отпустила мою руку.

– Скоро твои братья станут журавлями. Давай избавим их от очередного превращения. Покончим с тем, что я начала.

Я отрешенно кивнула. Затем, зажав в руке жемчужину Райкамы, прошептала: «Тяннари».

Жемчужина закружилась на ладони и окутала меня светом. На ее блестящей темной поверхности появились братья. Они бежали по лесу и искали меня: «Сиори, Сиори!»

Хасё первым заметил солнце. Рассветные лучи пронзили деревья и коснулись моих братьев. Все они подобрались, готовясь к обращению.

Как вдруг лучи приняли форму змей. Ярко сияя, они обвились вокруг рук братьев и прошептали голосом Райкамы:

– Ваша сестра освободила вас. Будьте счастливы, сыны моего мужа.

Видение потускнело, жемчужина замерла и тяжким грузом упала на ладонь.

– Мое время пришло, – сказала Райкама, отпуская мою руку.

– Нет, мачеха, вы…

– Чары, которые я наложила на горы, долго не продержатся, – перебила она. – Тебе нужно уйти туда, куда демоны за тобой не последуют. Хотя бы временно. И там ты должна кое-что для меня сделать.

Ее голос приобрел величественные нотки, напоминая, что она моя мачеха, но уже не Безымянная королева.

– Все, что угодно.

– Верни жемчужину ее владельцу. Только сделай это прежде, чем она полностью расколется. Король драконов поймет, о ком я говорю.

– Но он хочет оставить жемчужину себе.

– Да, и сеть защитит тебя от его гнева, но ненадолго. Не позволяй ему обхитрить себя, Сиори. В чужих руках эта жемчужина опасна – ты сама видела. – Райкама сглотнула. – Пообещай, что отдашь ее только тому дракону, которому хватит силы вновь сделать ее целой.

– Обещаю.

– Хорошо, – ее голос стал отстраненным, полным раскаяния. – Мне давно стоило это сделать.

Затем она невероятно нежно коснулась рукой моей щеки.

– Передай братьям, что я сожалею о своем обмане и обо всем, через что им довелось пройти из-за меня.

Мачеха откинула голову на дерево.

– И скажи отцу, что он очень мне дорог. До знакомства с ним я почти не знала любви, а он подарил мне величайшую радость в жизни – семью, которая стала мне как родная. Передай ему, что мне жаль.

Она смахнула слезинку с моей щеки, и я покачала голой, умоляя ее прекратить.

– И ты прости меня, Сиори. За всю боль, которую я тебе причинила, но самое главное – за то, что сказала, будто ты не мое дитя и никогда им не будешь. Ты моя дочь – пусть не по крови, но по сердцу.