Марина Ефиминюк - Неидеальная Чарли Тэйр [litres]

От еды отказываться не стала и начала с десерта. Пока ковыряла – прямо сказать – странный изыск академических поваров, Ноэль вдруг вспомнил:

– Вчера мне прислали пригласительные на спектакль из городского театрального клуба. Не знаешь, когда я успел попасть к ним в благотворители?

– Сразу после новогоднего бала, – припомнила я, как пожалела театралов и отправила им пятьдесят сантимов. – Они очень просили денег на костюмы, а у тебя как раз была лишняя монетка.

– Если посчитать, сколько мне пришло благодарственных писем за последние две недели, я щедрый меценат.

– Должно быть, – стараясь не рассмеяться, пожала я плечами. – Тебе лучше знать. Кстати, когда спектакль?

– Сегодня вечером, – подсказал он, подливая себе чай.

– И как, господин Коэн, – протянула я, – у вас есть на сегодня какие-то планы?

Рука Ноэля замерла, а ароматный чай продолжал бежать из длинного носика чайника, грозя устроить запруду в блюдце под чашкой.

– Ты хочешь в городской клуб театралов? Я однажды был на представлении в академическом театре. Зрелище не для слабонервных.

Судя по реакции, северянин не считал поход на местную народную самодеятельность хорошей идеей и мысленно взмолился оставить его в замке. Мало ли насколько самобытен может оказаться любительский спектакль.

– Не переживай, у меня очень крепкие нервы. Ведь не зря ты им деньги пожертвовал, – смеясь, рассудила я.

Видимо, после дня, прожитого по закону подлости «если что-нибудь может сорваться или не получиться, то оно непременно сорвется и не получится», у меня чуточку затух здравый смысл. Просто не находилось другого путного объяснения, за каким демоном я убедила Ноэля, что самодеятельная постановка «Ночные фурии» непременно станет хитом в каждом уголке Шай-Эра, переедет в королевский театр и потом билеты на представление не купишь даже за большие деньги.

В первый раз дурное предчувствие меня посетило, когда экипаж с эмблемой академии Ос-Арэт на дверце остановился в темном дворе напротив обшарпанного здания, построенного еще в те времена, когда дед Тэйр по молодости лет готовился сдавать экзамен по шестнадцатому иностранному языку.

Возле парадных дверей за стройными колоннами не толпился народ, как бывало возле королевского театра, но в холле желающих посмотреть «Ночных фурий» оказалось неожиданно много.

– Готов поспорить, что это родственники актеров, – пробормотал Ноэль, разглядывая скромную обстановку провинциального театра.

– Ты плохого мнения об Ос-Арэте! Уверена, люди пришли насладиться отличной игрой актеров, – подначивала я.

Увидев особые приглашения, протянутые Ноэлем, смотритель, невысокий мужчина в ярко-красном камзоле с золотой цепочкой и с усами, лихо закрученными вверх, пришел в большой трепет. От его пальцев мигом посыпались золотистые искры, а рисунки на прямоугольных карточках-приглашениях вдруг ожили и начали двигаться.

– Вот и наш дорогой благотворитель! – воскликнул он, схватил северянина за руку и принялся с энтузиазмом трясти. – Безумно счастлив с вами познакомиться, драгоценный господин Коэн!

Между их крепко сжатых ладоней заметно трещали магические токи, но Ноэль – стоит отдать ему должное – даже не поморщился и продолжал сдержанно улыбаться, хоть, по всей видимости, чувствовал себя обескураженным.

Вскоре его ладонь оставили в покое. Коэн пытался демонстрировать невозмутимость, но руку-то в карман брюк спрятал, а второй схватился за мою. Стискивал так крепко, словно опасался, что его отпустят и снова позволят кому-нибудь проделать дружеское рукопожатие.

Впрочем, маневр остался без внимания смотрителя, и нас с большой помпой, возвещая встречным о том, что пришел «господин благотворитель», повели усаживать в полупустой зрительный зал, хотя до начала представления оставалось не меньше двадцати минут и мы рассчитывали оставить в гардеробе верхнюю одежду.

– Чарли, насколько ты была щедра в пожертвовании? – тихо спросил Ноэль, видимо, уже мысленно подыскивая путь к входной двери.

– Не настолько, – ошалело призналась я.

Теперь дурное предчувствие меня не просто посетило, а полностью захватило. Ведь за пятьдесят сантимов, по сути за цену пяти пирожков с капустой с лотка на рыночной площади, радости отвесили как за целую подводу сладостей из кондитерской.

Зал был совсем небольшой, с высокой сколоченной сценой, спрятанной за алым бархатом кулис, и со стройными рядами старых стульев. На полу под ними белела тонкая меловая полоска-направляющая, благодаря которой достигалась эта самая стройность.

– Сегодня очень много народу. Все-таки премьера! – говорил смотритель, ведя нас к первому ряду, откуда за постановкой лично мне придется следить, задрав голову. – Всех родственников и друзей собрали.

Ноэль бросил на меня ироничный взгляд.

– Лучшие места! Видно как на ладони! – объявил смотритель, указывая на два стула с жесткими сиденьями. – В прошлый раз нам пожертвовали на занавес.

Судя по тому, что алый цвет и текстура занавеса подозрительно совпадали с тканью на сюртуке смотрителя, усач не преминул воспользоваться служебным положением.

– Нашему дорогому меценату мы вручили пожизненный пропуск на все постановки. Он один раз с супругой появился, но больше не приезжал. Наверное, очень занятой человек! – с воодушевлением рассказывал смотритель. – Знаете, ведь ваше щедрое пожертвование позволило господину Нарту выполнить мечту и сыграть в спектакле, а так бы и не прикоснулся к прекрасному, пек бы десерты в академической кухне.

– А где он готовит? – вырвалось у меня.

– Студентам в Ос-Арэте, – подсказал смотритель, и перед мысленным взором вдруг появился молочный подрагивающий десерт с ягодой малины, который оказался не то чтобы не очень вкусным, скорее не очень съедобным. Видимо, наш повар торопился прикоснуться к прекрасному.

– И Фейву Историку вы открыли дорогу на большую сцену, а то он без порток сидел и ждал, когда ему повезет и добродетель разыщется.

– Фейв Историк? – уточнила я.

– Творческий псевдоним. Очень талантливый молодой человек, а губит себя на презренной кафедре истории. Как божественно танцует! Засмотритесь!

Тут между красных полотнищ занавеса высунулась прилизанная башка. Орлиным взглядом человек с крючковатым носом-клювом осмотрел зрительный зал, куда потихонечку начали стягиваться зрители из холла.

– Господин постановщик! – привлек к нам внимание смотритель и быстро пробормотал: – Я сейчас познакомлю вас с главным человеком нашего театра…

Постановщик оказался неожиданно высоким и худым, даже сухопарым, одухотворенным молодым мужчиной в чуточку измятом коричневом пиджаке и с зеленым шарфом на шее, по виду ужасно ветхим.