Марина Ефиминюк - Неидеальная Чарли Тэйр [litres]

Он помолчал и резко бросил:

– Найди меня после обеда.

– Нет! Встретимся в центральном холле возле статуи. Постарайся обо мне не забыть и не опоздать, хотя бы под конец сделай что-то хорошее.

Развернувшись на пятках, я ринулась следом за Ноэлем, который уже успел добраться до соседнего зала и, облокотившись о перила, через прозрачный защитный купол следил за тренировкой внизу.

– Все в порядке? – Я наконец нагнала его.

– В полном. – Он повернулся и аккуратно заправил мне за ухо выбившуюся из растрепанной прически светлую прядь, ласково погладил большим пальцем щеку. – Беспорядок начнется, когда до этого парня наконец дойдет, что именно он упустил.

Алекс приехал в храм, одетый с иголочки: в дорогом костюме, галстуке и кашемировом пальто. В общем, как на праздник. Он не пожалел денег на покупку курительных палочек и, пока мы ждали служителя, абсолютно все сжег, не экономя для следующего раза, чем покорил старушек-прихожанок. Можно подумать, этот следующий раз еще когда-нибудь случится. Но дело было сделано: на меня не смотрела как на дуру, задушившую собственное светлое будущее с молодым блестящим магом, сдержанным, щедрым и привлекательным, только статуя единого бога, но у него просто в принципе не было глаз.

– Обручальные клятвы перед богами забрать невозможно, но вернуть данные друг другу обещания вы имеете право, – торжественно объявил молельщик.

В богов я не верила, в грозного всевышнего слепца в том числе, а из религиозной истории с воскресными проповедями вынесла только то, что при матушке нельзя ругаться дурными словами.

– Если вы всерьез решили нарушить клятву, то скажите об этом вслух и развяжите нить! – пафосно заявил служитель.

– Мы не передумаем, святой отец.

– Впервые вижу подобную прыть от невесты, – послышалось недовольное ворчание под нос, но громко он сказал: – Опустите руки в брачную чашу с водой из благословенного источника.

Как и во время обряда обручения, мы задрали рукава и опустили руки в воду. Во время обручения я не почувствовала, насколько она была ледяной. Пальцы сводило! Служитель заметил, что символы больше не светились, как им было положено, но предпочел странность не комментировать. Под действием водной стихии нить незаметно выступила из-под кожи и – когда я вытащила руку из воды – просто болталась, как растянутая перевязь от больных суставов.

– Жених, можете развязать нить, – скомандовал молельщик.

Алекс посмотрел на мое запястье с тонкими прожилками вен, облизнул губы и взялся пальцами за кончик нити. Было достаточно легонько потянуть, чтобы развязать узел и уже освободить нас обоих от проклятой помолвки… но он почему-то медлил.

– Алекс? – с вопросительной интонацией позвала я.

Он поднял глаза, и меня напугало плохо замазанное фальшивым безразличием чувство, что в них плескалось. Это было сожаление.

Помню, что, завязывая обручальную нить, Алекс обидно называл мое запястье «птичьим». Не тонким и не изящным, а как-то разом приравнял меня к курице. Сейчас-то я понимала, что в той фразе была здоровая ирония – мне предстояло стать элитной курицей, которая принесет будущему мужу золотые яйца, а заодно пару-тройку цыплят. Куда уж без птичьего приплода?

Мы стояли над ритуальной чашей в маленьком храме провинциального Ос-Арэта, и он тянул время, а не узелок обручальной нити.

– Развяжи нить, Алекс, – твердым голосом велела я и нервно покосилась на храмового служителя, кажется, уже не чаявшего отделаться от богатеньких отпрысков, незнамо что творящих за спинами родителей.

– Как уныло, – усмехнулся бывший жених и потянул за нитку.

Узелок послушно распутался, а мне показалось, будто с рук упали тяжелые кандалы. Видимо, поэтому с его обручальным символом я справилась в одну секунду. Едва его перевязь упала и оказалась у меня на ладони, как Алекс коротко кивнул священнослужителю, развернулся по-военному и сорвался с места.

Провожая освобожденного жениха обескураженным взглядом, святой отец, видимо, мысленно гадал: несется ли тот на крыльях счастья или его подгоняют в спину светлые демоны – ой! – духи, требуя поскорее покинуть помещение и в одиночестве пустить скупую мужскую слезу.

– Боги рыдают о вашем решении, – все-таки решил он верить в попранные светлые чувства.

– Святой отец, не драматизируйте, – сыронизировала я, потирая непривычно голое без светящейся линии запястье. – Уверена, богам абсолютно наплевать. А может, они, наоборот, радуются, что в мире на одну несчастную пару стало меньше, не считаете?

Странно, как он меня не предал анафеме, но точно мысленно помолился всем богам сразу и светлым духам Нового года, должно быть, тоже, чтобы нахалка никогда не переступала порог вверенного ему святилища.

В письме к родителям я решила остаться предельно краткой и просто написала: «Мы с Александром Чейсом избавились от обручальных нитей». Пока ждала хоть какой-то реакции, чуть не сгрызла ногти.

Спустя час почтовая шкатулка доставила тонкий конверт с вензелем королевского дворца. Внутри лежал пригласительный билет от его величества, вернее, от его секретаря, что не меняло сути, на премьеру музыкального спектакля на вечер среды… На мое имя и имя Александра Чейса-младшего. К сожалению, отказываться от королевского – в прямом смысле слова – приглашения натуральное безумие.

Еще была скупая записка от мамы, никак не комментирующая новость, что мы с женихом теперь совсем-совсем бывшие.

«Приглашение подтвердили месяц назад. Обязательно надень перчатки!»

– Скрыть, что помолвка расторгнута? – со злостью пробормотала я и швырнула приглашение на секретер. – Благодарю, дорогие родители! Удружили!

От новости о поездке в театр Ноэля знатно передернуло, но он стоически промолчал, не сказав ни слова. Два дня он энергично избегал любых тем, связанных с театром, столицей, каретами и всем прочим, что так или иначе грозило свернуть на разговор о моей поездке наедине с бывшим женихом. В итоге мы почти ни о чем не говорили, а накануне вообще сидели в библиотеке и чинно читали книжки. В гробовом молчании, демоны дери!

Утром в среду за мной приехал экипаж нашей семьи с элегантным гербом на дверце. Кучер мне был незнаком. Видимо, в последний приезд из Эл-Бланса мама снова поменяла штат прислуги. После сдержанного приветствия слуга открыл дверцу. В салоне как ни в чем не бывало с пресным видом восседал Алекс.

– Лилия предложила доехать до столицы вместе с тобой, – пояснил он. В голосе все еще слышалась простуженная хрипотца.

– С ума сойти, мама – сама любезность, – усаживаясь, мрачно сыронизировала я.

Дверь закрыли, экипаж тронулся с места, завилял по заснеженным улицам городка, увозя меня далеко от Ноэля и академии Ос-Арэт. Три часа кряду, пока за окнами тянулись скучные равнинные пейзажи, мы с Алексом провели в обоюдном молчании, отвернувшись друг от друга. Заговорили только один раз – за обедом на постоялом дворе.