Марина Ефиминюк - Неидеальная Чарли Тэйр [litres]

Через окно второго этажа было видно, как во двор то и дело заезжали экипажи. Пару лет назад во время прогулки его величество с супругой и многочисленной свитой заглянул в этот постоялый двор на завтрак, и теперь в заведении считалось не зазорно останавливаться.

– Не знаю, говорила ли тебе Лилия, но она позволила переночевать в вашем доме, – объявил Алекс, разрезая на кусочки мясо.

Похоже, дорогая матушка посчитала, что наше намерение избавиться друг от друга легко поправить совместным времяпровождением. Раньше Алекс за пару часов проходил стадии от подчеркнутого игнорирования до заметного раздражения, и под конец вечера хотелось или его поколотить чугунной кочергой, или убиться самой, но первый вариант предпочтительнее. Сейчас он собирался провести вместе больше суток. Подозреваю, к концу нам не избежать расправы, и выживет только один.

– Она, случайно, не предложила тебя усыновить и поселить в моей комнате вместо дочери? – любезно уточнила я, отрываясь от созерцания суетливого отъезда шумного семейства в большой карете на полозьях.

– Нет, – почему-то не понял юмора бывший жених. – Ты же понимаешь, учитывая обстоятельства, вряд ли отец будет в восторге, если я появлюсь на Стрэйн-лейн. Мы закончили наш разговор на неприятной ноте. Почему у тебя в лице столько иронии?

– Я до сих пор не могу поверить. Всегда считала, что ты не из тех, кто влюбится в бедную, но гордую простушку и взбунтуется против отца. Похоже на сюжет из любовного романа.

– По крайней мере, я не северянин, – с сарказмом отозвался Алекс.

– Зато никто не скажет, что маэтр охотится за моим приданым, – не осталась я в долгу, – у него своих денег достаточно.

– И не убил человека, – расчетливо добавил он. – Огонь, а не парень для дочери известного дипломата.

– Ты не хуже меня знаешь, что это был несчастный случай, – чувствуя, что готова ткнуть вилкой ему в глаз, с ледяной улыбкой напомнила я. – Вообще, у Ноэля есть несомненное достоинство, которое в моих глазах перекрывает абсолютно все недостатки: он не воспринимает меня как трамплин, с которого планирует допрыгнуть до королевского кабинета.

Мы встретились глазами. Лицо Алекса могло показаться непроницаемым, но на скулах вспыхнули нервные красные пятна.

– Может, помолчим и спокойно поедим? – предложила я, не желая больше ничего обсуждать с этим… пещерным человеком из темных времен первородного языка.

– Хорошее предложение.

Не разрывая зрительного контакта, мы одновременно отпили из серебряных кубков подогретое вино. Напиток оказался настолько горячим и сладким, что я скривилась от отвращения, а у Алекса сделалось такое лицо, словно он спалил себе половину горла и заодно язык. Во всяком случае, очень на это надеюсь.

– Они его вскипятили? – раскашлялся он.

– Гадость страшная, – согласилась я.

Мы переглянулись и рассмеялись. Кажется, впервые с момента знакомства, случившегося в детстве много лет назад.

Когда долго живешь в провинции и отвыкаешь от столицы, в первые минуты в королевском городе чувствуешь себя ошеломленным. Но-Ирэ – «город ветров и скал» в переводе с мудрого первородного языка. От него исходили мощь, тяжесть и монументальность. И с первого взгляда осознавалось, что горному городу не страшны ни ветра, ни людские потрясания, ни мелкие склоки.

Спрятанный в скалистой колыбели, Но-Ирэ был собран из высоких остроконечных башен, крытых мостов-переходов, перекинутых между дворцами. Внизу, на змеевидных мощеных улицах, росли грибы-домики в один, два, а то и в три этажа ростом. Они были покрыты разноцветной черепицей и спрятаны за кружевными коваными калитками. Богатые особняки, отделенные скалистыми уступами от мира простых людей, прятались за взращенными магией хвойными садами с густыми сине-зелеными елями, низкорослыми соснами и с туями, облепленными шишками-свечами.

Не заезжая домой в «высокий квартал», извозчик сразу завернул в известное ателье, где мама обычно заказывала платья себе и костюмы для отца. Нас с Алексом уже ждали. Он отправился в мужской зал, а меня подхватила под локоток Мэйри, любимая мамина портниха, и проводила в уютную примерочную комнату, отделанную цветочными тканями. Посреди помещения, словно надетое на невидимый портновский манекен, в воздухе висело атласно-кружевное платье цвета пыльной розы, вышитое золотой нитью.

– У вашей матушки идеальный вкус! – щебетала Мэйри, помогая мне снять пальто. – Она еще в осенний приезд говорила, что цвет пыльной розы будет зимой актуальным. И посмотрите-ка! Оказалась права.

– Да, – вздохнула я, – наряды мама выбирать умеет.

Пока я разоблачалась до тонкой исподней сорочки, расторопные помощницы приготовили платье.

– Оно слишком открытое, от сорочки, дорогая, придется избавиться, – промурлыкала Мэйри, цепким острым взглядом заметив, что с моего запястья исчезла обручальная нить.

Я послушно стянула тонкий шелковый покров через голову, оставшись в довольно скромном кружевном исподнем. На ребрах тускло поблескивал пластичный, утонченный орнамент Эна Риона. Оперенные крошечными листьями лозы игриво залезали на живот и огибали бедренную косточку.

– Шарлотта, что я вижу… – все-таки не удержалась первая сплетница Но-Ирэ. – Нить исчезла, живое украшение Энариона появилось. Твоя жизнь претерпела изменения?

Мы посмотрели друг на друга. Как говорила мама: в любой неловкой ситуации, особенно если не знаешь, что сказать и не опозориться, излучай надменность.

– Эна Риона, – поправила я. – В два слова.

– Прости? – с вопросительной улыбкой она изогнула брови.

– Подайте, пожалуйста, платье, госпожа Мэйри, – приказала я в лучших традициях высокомерной стервы.

– Конечно, госпожа Тэйр, – одними губами улыбнулась портниха и похлопала в ладоши, призывая девушек-помощниц. – Проходите к зеркалам.

Я поднялась на невысокий круглый подиум. Сам собой закрылся непроницаемый занавес, образовав скрытое от чужих глаз пространство. Девушки ловко упаковали меня в платье, застегнули на спине невидимые крючки. Через отражение в идеально-ровном зеркале я следила, как постепенно изменялась: платье стягивалось по фигуре, подчеркивало талию и выделяло грудь, которой, вообще-то, в академической форме никогда не было видно. Длинная летящая юбка из тончайшего атласного шелка укоротилась под рост.

На лице появился макияж, на ногтях алый лак, выпрямленные с помощью специального лосьона волосы вновь закрутились крупными локонами, обозначив любимую мамину прическу. Она всегда была чуточку помешана на кудрях и в детстве часто заставляла меня спать в папильотках, лишь бы покрыть тяжелые, ровные от природы волосы мелкими волнами. Долго, правда, «красота» не держалась, и уже к обеду я щеголяла торчащей в разные стороны шевелюрой. Иногда казалось, что она не сказала ни слова по поводу нашей с Зои дружбы только по той причине, что та была кудрявой.