Екатерина Боброва - Шанталь, или Корона против

Маг с кислым лицом кивнул. Посвящение в семейные тайны Даренбергов объединило нас не хуже заговорщиков, а четырнадцать любовниц вкупе с репутацией жениха должны были уберечь дневник от любопытных глаз. Я очень на это надеялась, ну а любовницы, да простит меня жених, стоящий повод для невесты заглянуть в личные вещи жениха.

Разрыв связи оказался неожиданно болезненным, хотя меня и уверяли, что я ничего не почувствую — «Это как укус комара, дарьета». Сначала зачесалась ладонь, потом руку свело судорогой, а целитель все шептал над книгой, прожигая взглядом обложку. Мне захотелось крикнуть, чтоб прекратили, но судорога добралась до горла, руку немилосердно обожгло, а потом нечто невидимое ухватило за ладонь и хорошенько тряхнуло так, что я заорала и грохнулась в обморок.

Голоса пробивались сквозь пребывающее в тумане сознание, не задерживаясь в нем.

— Кажись живая.

С моей шеи исчезло прикосновение чужих пальцев.

— И куда ее теперь? Может, того?

— Чтобы нас потом обоих того… Мне вовсе не улыбается встречаться с Даренбергом.

— А она не?

— Вранья в ее рассказе много, как и правды. Но я верю газетам, да и дневник, без сомнения, принадлежит Даренбергу. Так что рисковать не будем. Лечим и выпроваживаем.

— Но ты же пуст?!

— Значит, сам. И не забудь про руку. За нее отдельно оплачено. Дневник я заберу, а то знаю тебя — не утерпишь и сунешь нос, а мне потом отвечать.

Меня подняли, охнув от тяжести — наглая ложь, это у кого-то не мышцы, а вода — пронесли и бесцеремонно сгрудили на мягкую поверхность. И я снова отключилась.

Очнулась от ударившей в нос вони. Закашлялась, задыхаясь, вслепую махнула рукой. Вонь исчезла, зато недовольное бормотание усилилось.

Я аккуратно приоткрыла глаза, вытерла слезы. Помощник мага потирал почему-то красный нос, бросая на меня недовольные взгляды, а сам маг обнаружился на стуле, стоящем около кушетки.

— Как ваше самочувствие, дарьета?

Пожала плечами и объявила, что чувствую себя сносно. Маг с явным облегчением улыбнулся.

— Тогда, с вашего позволения, Сержио вызовет извозчика.

Сержио рванул из комнаты с такой поспешность, аж пятки засверкали. Кому-то не терпелось от меня избавиться.

Как только за помощником захлопнулась дверь, маг стер улыбку с лица.

— Не мое дело, дарьета, как именно попал к вам в руки данный предмет, — он кивнул на лежащий на столике дневник, — просто ответьте: сколь долгим был ваш контакт? Час, два?

Я села, поправила платье и ответила, не глядя на мага.

— Примерно двадцать.

Маг побледнел, сцепил руки в замок и повторил:

— Не мое дело, конечно, да и не слышал я о подобных случаях, но могу предположить, что столь длительный контакт нарушил строение охранного заклинания. Потому печать и позволила вам повторно взять дневник в руки. Я покажу, — и он протянул руку к дневнику.

В воздухе тут же возник алый рисунок, повторяющий тот, что шрамами остался на коже моей ладони. Если бы увидела такой в первый раз — ни за что бы не притронулась.

— Вот так он должен был отреагировать примерно через полчаса, когда заклинание накопило заряд, — прокомментировал мужчина и приглашающе махнул: — Ваша очередь.

Я встала, подошла к книге, которую успела возненавидеть. Я ведь её не просто в руки брала, под сердцем носила. Стало страшно, но руку протянула.

— Ближе, — поморщился маг.

Он успокоился только, когда мои подрагивающие пальцы замерли в одной ладони от обложки.

— Достаточно.

Я отшатнулась и снова начала дышать.

— Как видите, печать на вас не реагирует, и хотя связь я оборвал, хочу предупредить — верните дневник как можно скорее. Одно прикосновение — и связь возобновится. Боюсь, снять ее тогда сможет только владелец дневника.

Э-э-э… мысли закончились. Но как? И, простите, каким образом?

Мужчина усмехнулся — выражение моего лица было красноречивым. Достал из-под стола холщовую сумку, в такой кухарки носят картошку с рынка, открыл и, не прикасаясь, ловко спихнул туда дневник. Левитация — полезный навык но, увы, мне недоступный.

Маг протянул сумку и повторил:

— Не прикасайтесь.

Сказать легко, а мне еще дневник в посольство доставлять… Я с сомнение покосилась на сумку, которая лежала на сидении пролетки — с таким видом смотрят на гадюку, не веря, что пригрели ее на груди. Будь я работником посольства, то, получив такой «подарок», выбросила бы его на помойку. Будь я умнее, выбросила бы сразу в воду канала, по мосту которого мы сейчас проезжали. Будь я еще умнее, не брала бы дневник в руки, но глупо пытаться изменить прошлое, а вот с будущим можно поспорить.

Мои денежные запасы «похудели» на бриллиантовый гарнитур: колье и серьги. Подозреваю, я переплатила, потому как маг не стал отказываться, но был удивлен, получив еще и браслет в уплату за исцеление. Зато теперь на ладони белели тонкие нити шрамов, которые должны были сойти примерно за месяц.

Пролетку потряхивало на булыжниках, мимо проплывали дома, слева синело море, чуть розоватое в лучах садящегося солнца. По оживленной набережной прогуливались парочки: кружевные зонтики под руку с белыми костюмами. Играл оркестр. Мальчишки торговали клубникой, и сладкий аромат ягод мешался с соленым запахом моря. У белой ротонды стояли местные дэры, и от их заинтересованных взглядов мне стало жарко и одновременно весело.

Я подставила лицо солнцу и улыбнулась. У меня не было зонтика, зато у меня была свобода! Примерно так ощущает себя человек, снявший оковы и понимающий, что его нельзя больше отследить по магическому поводку. Потом я вспомнила род занятий жениха, и настроение резко пошло вниз. Найдет ведь, сын бездны. Надо уезжать из города и как можно скорее. Избавлюсь от дневника — и подальше отсюда.

Пролетка притормозила около пансиона, в окнах которого гостеприимно горел свет — в столовой накрывали ужин. И я подумала: надо будет переодеться, чтобы предстать перед обществом в достойном виде. За ужином я позволю себе бокал вина — для храбрости. От одной только мысли, что придется делить комнату с дневником внутри все сжималось от страха. Так почему бы не выпить. Рядом нет никого, кто бы меня остановил.

Я расплатилась с извозчиком местной монетой — поменяла на пароходе, и сошла, держа торбу в руке. Вход в пансион был рядом — пара метров, но тут лошадь, до этого с безразличием тащившая повозку, и даже вившиеся вокруг морды мухи её не раздражали, заржала с таким ужасом, словно узрела самого сына бездны во плоти, ну или пожирателя конины, задрала хвост и скакнула вперед. Меня обдало горячей волной от пронесшейся мимо лошади, свистнул хлыст, слава небесному отцу, мимо моей спины, впрочем, круп лошади он тоже не достал. Я успела заметить откинувшегося назад кучера, из раскрытого рта которого доносились нечленораздельные «тпруу и стой». Заметила, как ловко отпрыгнул в сторону прохожий, чудом разминувшийся с копытами, как завизжала продавщица цветов, как поскользнулся на кучке лошадиных орехов тот самый прохожий, приложившись спиной о столб, как по улице от взбесившейся лошади волной расходилась паника, а следом неслись крики, брань и ни одного свистка постового.