Юрий Силоч - Постмортем

Эрик, завидев его, расплылся в насквозь фальшивой улыбке.

— Доброго денёчка! А мы тут, значит, приехали!..

Барышник возглавлял небольшой караван с дохлятиной, но кроме неё к телегам были привязаны уже оживлённые коняги.

Тальф не мог не обратить внимания на последних:

— Это ещё что такое?

— Да мы вот подумали — чего вам силы и всякие припасы тратить? Оживлённые же вам только лучше. За каждую по золотому — так и отдадим.

— Где вы их вообще взяли?.. — юноша пропустил мимо ушей безбожно завышенную цену.

— Ну, как же, — улыбка толстяка стала особенно гнусной. — Смогли, сталбыть, забраться в глухомань самую. Там ещё чего-то можем наскрести. А мёртвые лошадки — так мы с племянниками их…

— Стой! — потребовал Тальф, почуяв неладное. — Лучше молчи. Если меня спросят, не придётся лгать. Значит, золотой? — Тальф вздохнул и прошёлся вдоль вереницы лошадей. Некоторые были в норме, но большинство успели сильно износиться — кости вместо копыт, личинки в мясе, вздутые от газов животы и невыносимый смрад.

— Ну да. И вам экономия и нам прибыток! — с энтузиазмом продолжал Эрик. — Мы-то подумали, что так оно лучше будет.

— Не стоят они золотого, сам знаешь.

— Да вы что такое говорите-то? — притворно оскорбился барышник. — Да я же не рвач какой! Обижаете меня, господин магистр. А сами пойдите-ка по рынку прогуляйтесь да найдите дешевле!

Тальф скривился так, будто зажевал целую горсть клюквы.

— Так ты сам по рынку пройдись — может, кто-нибудь ещё купит!..

Эрик застыл, хватая ртом воздух и не зная, что ответить.

— Золотой за четыре таких клячи. И не говори, что тебе это невыгодно, не поверю.

— Но как же так-то! — возмутился барышник. — Это же убытки сплошные! Мне нечем будет кормить де… — наткнувшись на взгляд Тальфа, Эрик мгновенно замолчал и подобрел. — Ладно, как скажете. Золотой за четыре таких — это тоже неплохо, это тоже справедливо.

— Вот и хорошо. Заводи телеги во двор.

— Так, а это… А оплата когда?

Тальф полистал записи.

— Деньги из дворца пока не привозили.

Барышник всплеснул руками:

— Ну не-ет, ну так не пойдёт, ну что же это такое, мы, значит, должны тут…

— Ой, заткнись ради Темнейшего, — скрипнул зубами Тальф. — Да, денег нет. Но будут.

Толстяк сложил руки на груди:

— Нет уж, мастер колдун, мы на это согласиться не можем. Мы свои деньги в это предприятие, сталбыть, вложили, а вы нам что? Обещания? Нет, нельзя так, не могу я так поступить, — было заметно, что барышник очень хотел ввернуть привычный пассаж про голодающих деток, но был вынужден себя сдерживать.

— Эрик, — позвал Тальф.

— Да?

— Как часто ты меня обманывал?

Вопрос оказался неожиданно сложным. Барышник вывалил в ответ целую кучу слабо связанных друг с другом слов, призванных выразить возмущение, но Тальф быстро их прервал:

— Хорошо. А как часто я тебя обманывал? — в тишине можно было услышать, как урчат наполненные газом животы оживлённых лошадей. — Вот то-то же. Я привезу деньги, просто подожди.

— Да я верю вам, мастер колдун, верю… Просто знаете… Расписочку бы… На всякий случай! Просто чтобы не возникло всяких недоразумений.

Тальф поморщился, но расписку написал — тут же, оторвав кусок от наименее важного из документов.

— Доволен?

— Да! Да, ваша милость, довольнее некуда! Прикажете заводить?

— Прикажу.

Но на следующий день денег из казны так и не прислали — и на следующий тоже. Эрик спокойно принял ещё одну расписку, но третью взял, устроив грандиозный спектакль с заламыванием рук и воплями о том, что все вокруг только и ищут повод как обмануть его, честнейшего человека.

Экипаж Тальфа катился по улицам Гримхейма, а сам магистр чувствовал какое-то нездоровое напряжение. Вроде с виду ничего особо не поменялось, но и у человека с лихорадкой внешние изменения были незначительны — покраснение щёк и дрожь, а вот внутри…

Ощущение приближающейся войны стало почти осязаемым. Мальчишки-газетчики выкрикивали вместо заголовков какие-то лозунги, на домах появились флаги и вымпелы, а по центральной улице медленно тащилась колонна солдат, за которой мёртвые клячи тащили пару старых пушек. Не в пример гренадерам Альбрехта, этих пехотинцев нельзя было назвать бравыми — скорей, они были похожи на бойцов, которых выделяет государство, если нет денег на нормальных, и в целом соответствовали лошадям, которых поставлял двору Тальф.

Но горожане встречали их как героев — останавливались, махали руками и выкрикивали приветствия. Девушки дарили солдатам цветы, а старики втихую совали им кисеты, бутылки и бумажные свёртки с пятнами жира.

А вот гвардейцев сторонились. Красных мундиров было полно на улицах — они шатались повсюду, не занимаясь, видимо, ничем, кроме пьянства. Несмотря на начало дня, многие из них уже держались на ногах с трудом, а некоторых и вовсе переносили из пивной в пивную на руках.

Во дворце царило такое же болезненное оживление — будто в ожидании важного гостя хозяева лихорадочно убирали всё, на что падал глаз, а что убрать было невозможно, маскировали и драпировали.

Казначея удалось поймать только через полчаса поисков и для этого пришлось совершить полный круг по дворцу. В казначействе Тальфу сказали, что распоряжения от королевы не поступало, а казначей отправился в кабинет королевы. Гвардеец, стоявший на часах у Малого зала, поведал, что казначей был на приёме и, послушав пятиминутный рёв Жози, вылетел прочь из кабинета и умчался в сторону министерства двора, имея бледный вид. В министерстве двора рассказали, что казначей побывал у них, устроил небывалый разнос и скрылся в направлении казарм гвардии.

Туда Тальф решил не идти — просчитав траекторию движения чиновника, он понял, что тот скоро совершит полный круг и вернётся в казначейство. И точно — буквально через минуту после магистра вконец издёрганый казначей в растрёпанном парике с буклями вернулся и поспешил скрыться у себя в кабинете, но некромант преградил ему путь.

— А я! Почём! Знаю! — возопил он на вопрос о деньгах для Ковенанта и Тальфу показалось, что его сейчас будут хватать за одежду и трясти. — Распоряжения! Не было! Вот! Будет! Тогда! И! Поговорим!

Он хлопнул дверью так громко, что с потолка упала пара крошек штукатурки. В воцарившейся после этого тишине из кабинета послышался отчётливый звук открываемой пробки и стало ясно, что в ближайшее время беспокоить казначея точно не стоит.

Пришлось вернуться к Малому залу, возле которого толпились измождённые военные и чиновники. Они занимались по большей части тем, что презрительно смотрели друг на друга, мысленно обзываясь «солдафонами» или «штафирками».

Тальф выглянул из-за угла, затем напустил на себя чрезвычайно занятой вид и решительным шагом направился к двери. Никто не решился его остановить — присутствующие лишь провожали магистра удивлёнными взглядами.