Александр Рудазов - Паргоронские байки. Том 3 [СИ]

— Сколько я заплачу?.. — усмехнулся Таштарагис. — Ты тоже неверно меня понял, Повелитель Терний. Я ничего тебе не заплачу. Это ты заплатишь мне за то, что я помогу тебе поймать Гаштардарона.

Сорокопут и Таштарагис с четверть минуты смотрели друг на друга. Крошечные бесцветные глазки соревновались с пылающими синим глазницами в бычьем черепе. И в конце концов Сорокопут довольно улыбнулся.

— Мы оба выиграем от этой сделки, — признал он. — Я — даже больше, чем ты. В общем-то, ты получишь только моральное удовлетворение. Но это ты пришел ко мне, а не я к тебе… поэтому я предлагаю сойтись на ничьей. Поможем друг другу — и расстанемся друзьями.

— Каждому в этом мире нужен друг, — согласился Таштарагис. — У меня их в последнее время маловато.

Со дня того собрания демолордов минуло полгода. Гаштардарон давно забыл о мимолетной ссоре с Таштарагисом. В ней не было ничего нового, они ссорились почти при каждой встрече.

На самом деле Гаштардарон не придавал значения перебранкам с Таштарагисом. Он относился к нему, как к злобной старухе, которая все время кричит тебе что-то вслед, но навредить ничем не может. Или как к брехливому соседскому псу, который щерит зубы через щель в заборе.

И уж конечно, Гаштардарон не думал о Таштарагисе сегодня, летя среди висячих скал. Необычный мир, лишенный крупной тверди. Состоящий из крохотных островков жизни — одни размером с целую страну, другие едва ли уместят пару ступней.

Зато уж простираются они во всех трех измерениях. Меж бесчисленных парящих скал текут настоящие реки, а воздух влажный и полон причудливой живности. Полуптицы-полурыбы, от стай крохотных искрящихся существ до гигантских левиафанов, способных проглотить кульмината.

Большая часть этого мира тонет в полумраке. Но повсюду кишит светящийся планктон, а растения переливаются разными цветами. Даже в видимом спектре зрелище красочное, а уж если смотреть глазами гохеррима — настоящий восторг.

— И вот Янгфанхофен в очередной раз невзначай ввернул, что гохерримы во всем превосходят смертных, — заметил Бельзедор.

— Да и остальных демонов тоже, — поддакнул Дегатти.

Гаштардарон любил иногда охотиться в одиночку. Бывало, что звал старых друзей, вспоминал с ними былые сражения, но чаще предпочитал оставаться наедине с собой.

В такие часы он даже не искал особо добычи — просто шагал или парил где-нибудь, созерцал виды и отдавался размышлениям. Особенно ему нравилось делать это на широком просторе — в степи или пустыне, посреди безбрежного океана, в открытом космосе или, как сейчас, в бездонной воздушной толще.

Гаштардарон думал о вечности. О неисчислимой множественности миров и том, насколько громаден каждый из них. О том, насколько крошечна, микроскопична рядом с этим фигура даже демолорда. Превосходящие смертных, как букашек, они сами букашки в сравнении со вселенной… с любой из мириад вселенных…

— Мы все думаем, что влияем на течение жизни… — задумчиво произнес Гаштардарон.

Он смотрел на поток из множества капель и густого тумана. Словно дождь, решивший повести себя как река. Он начинался на одной из парящих скал, уходил к другой, а заканчивался где-то очень-очень далеко, в радужных зарницах.

В этом потоке плескалась мелкая живность. Птицы-рыбешки погружались в него и хватали еще более мелких существ — каких-то летучих рачков, охотящихся на совсем уж крошечный планктон.

Сами же они, в свою очередь, становились пищей более крупных хищников… а те иногда попадали на зуб воздушным левиафанам.

Гаштардарон потянул из ножен меч. Взмахнул легонько, полюбовался волной горячего воздуха — и убрал обратно.

— …Но все наше влияние — просто круги на воде, — закончил он мысль.

Еще Гаштардарон думал о смысле жизни и том, как его определяет кодекс гохеррима. Прочие демоны его не имеют и потеряны в поисках истины. Хотя даже у смертных обычно есть некие своды правил. Ориентиры, на которые те опираются.

Они нужны мыслящему существу, как земная твердь нужна имеющему ноги.

Всякий, кто способен думать, находится в поиске универсальной истины. Но ее невозможно постичь, отбросив все рамки. Невозможно догнать и ухватить за хвост. Невозможно прозреть в темноте окружающего бытия. Лишь ее отблеск можно увидеть в границах, которыми ты себя окружил.

В данном случае это кодекс.

— Янгфанхофен, ты сам-то сегодня сколько уже рюмок опрокинул? — восхитился Бельзедор. — Эка тебя проперло на гохерримскую мудрость!

В отличие от религиозных и философских концепций смертных, кодекс не дает какого-то утешения, надежды на посмертие или некую вселенскую справедливость. Он не объясняет природу страданий — потому что ее не надо объяснять. Страдания просто есть, как есть огонь или гравитация.

Но кодекс и не является всего лишь воинским уставом, сводом сухих правил. Цель кодекса — оздоровить духовную жизнь.

Демонам в некотором смысле даже тяжелее, чем смертным. Их души прокляты, и у них нет надежды на другую, лучшую жизнь. Поэтому главное для демона — не дать окружающей Тьме поглотить твою душу. Лишить тебя ясного рассудка и здравых суждений. Позволяя ей проникать слишком глубоко, ты становишься сильнее, но одновременно — растрачиваешь духовный ресурс. А это дорога в один конец.

Расплата за это — потеря интереса к жизни и разрушение личности. Утрата возможности испытывать приятные чувства здоровым образом.

Кодекс — это лодка, которая дает возможность пересечь океан Тьмы в духовном поиске.

Клюзерштатен тонет. Почти не сопротивляется. Он жадно хлебает соленую воду, грезя о пресной. Гариадолл практически утонул. Гхьетшедарии изначально отказались от лодок и пересекают этот океан вплавь.

А вот Джулдабедан даже старше Гариадолла, но по сей день не утратил интереса к жизни. У него есть кодекс, у него есть цель. Он сам сколотил себе корабль… выстроил целый флот всему своему роду!

Он ворчлив и брюзглив, особенно в последние века. Это правда. Но его внутренний огонь силен, как и прежде. Глядя на Учителя Гохерримов, Гаштардарон воочию убеждался в истинности их стези.

Или как минимум в том, что это лучшее из того, что есть в Паргороне.

На одном из кораблей Джулдабедана плывет и он сам. Можно сказать, что он идет на флагмане. Возглавляет остальных, служит им примером. Как и Джулдабедан, указывает путь.

Только вот Паргорон уже три тысячи лет не вел больших войн. Гаштардарону некуда указывать. Отдельные набеги, маневры, военные игры, турниры… это все слишком мелко, этого недостаточно, чтобы насытить дух гохеррима. Они перестали чувствовать себя нужными.

Жизнь гохеррима — вечная борьба. Война с мирозданием. Сражаясь, они чувствуют себя живыми. Побеждая — ликуют, и даже проигрывая — радуются достойному противнику.