Терри Пратчетт - Ноги из глины [litres]

Что же получается… Шнобби сказал бы: «Фу, гадость какая». Ваймс не знал, что сказать. Скорее уж не гадость, а тайное общество. «Глина от глины моей». Плоть от плоти моей…

Вот ведь чертовы истуканы. Обезьянничают за начальством!

Ваймс зевнул. Спать. Ему нужен сон. Или что-то вроде того.

Он снова уставился на страницу. Рука машинально потянулась к нижнему ящику, как всегда, когда он был чем-то обеспокоен и старался сосредоточиться. Конечно, там уже давно не водилось никаких бутылок, но от старых привычек просто так не отде…

Послышался легкий «дзынь», и что-то соблазнительно булькнуло.

Ваймс извлек на свет пузатую бутылку. Этикетка гласила: «Дистиллярии Пивомеса. Виски „МакАбр“, лучший солод».

Содержимое, казалось, прильнуло к стенкам в предвкушении.

Ваймс недоуменно смотрел на бутылку. Он полез в ящик за виски, и вот он, пожалуйста.

Но откуда? Ваймс знал, что Моркоу и Фред Колон за ним приглядывают, да он и сам после свадьбы не купил ни единой бутылки, потому что дал слово Сибилле…

И все же это не какое-то там дрянное пойло. Это «МакАбр»…

Он его уже когда-то пробовал. По какому, интересно, случаю? Ваймс привык к другому спиртному – к тому, что обрушивалось на голову с нежностью кувалды. Видимо, привалило деньжат. Даже просто нюхнуть его – все равно что вдруг перенестись в ночь перед Страшдеством. Просто нюхнуть…

– И тут она говорит: «Но, что интересно, прошлой ночью все получалось!» – закончил капрал Шноббс.

Он обвел всех взглядом и широко улыбнулся.

Гости безмолвствовали. Потом в толпе кто-то засмеялся – тем тихим неуверенным смехом, когда смеющийся не уверен, что на него сейчас не зашикают. Раздался второй смешок, потом третий, и наконец весь зал покатился от хохота.

Шнобби блаженствовал.

– О, слушайте, я еще помню шутку про одного парня из Клатча и про большой теннис…

– Я полагаю, – сказала леди Силачия тоном, не терпящим возражений, – что закуски поданы.

– А свиные ножки у вас есть? – жизнерадостно осведомился Шнобби. – Под «Ухмельное» заточить тарелочку свиных ножек – самое то!

– Я обычно предпочитаю другие виды мяса, – сказала леди Силачия.

– А если еще и с хлебушком, м-м-м… Неужели никогда не пробовали? Пальчики оближешь!

– Но это… наверное… не самая изысканная еда? – спросила леди Силачия.

– Да можно корочки срезать, и все, – сказал Шнобби. – И даже копытца не обсасывать. Если вы вся из себя такая леди.

Сержант Колон открыл глаза и застонал. Голова трещала. Кажется, его чем-то приложили. Возможно, стеной.

И не только приложили, но и связали – по рукам и ногам.

Он лежал в темноте на деревянном полу. Пахло то ли салом, то ли маслом – запах до раздражения знакомый, но точно его определить не получалось.

Когда глаза привыкли к темноте, Колон разглядел тонюсенькую полоску света – как будто из-под двери. Откуда-то доносились голоса.

Он попробовал встать на колени и охнул: голова разболелась пуще прежнего.

Когда тебя связывают, в этом нет ничего хорошего. Конечно, когда тебя убивают – это еще хуже, но, возможно, тебя просто связали и отложили в сторонку, чтобы убить чуть попозже.

«Прежде такого не бывало», – подумал Колон. В старые добрые времена, застукав кого-то за воровством, стражники разве что дверь перед воришкой не придерживали, чтобы легче было сбежать. Зато оставались целы.

Он оперся на стену и на какой-то ящик и ухитрился встать на ноги. На общий расклад это особо не повлияло, но после того, как шум в голове утих, он смог неуклюже допрыгать до двери.

Из-за нее по-прежнему доносились голоса.

Судя по всему, в переплет попал не только сержант Колон.

– …шутки шутить? И за этим ты меня сюда позвал? В Страже есть вервольф! Ах-ха. Настоящий оборотень, не чета твоей швали. Кинешь монетку – она учует, что выпало!

– Может, убьем его и утащим тело?

– Думаешь, она не унюхает разницу между живым человеком и трупом?

Сержант Колон тихо застонал.

– А что, если мы уведем его подальше… В тумане все равно не видно…

– И страх она тоже учует, болван ты эдакий. Ах-ха. Ну что мешало пустить его внутрь? Что бы он такого заметил? Я этого стражника знаю. Старый трус, жирный, как свинья, и такой же тупой, ах-ха. От него вечно страхом несет.

Сержант Колон надеялся, что от него сейчас не понесет кое-чем еще.

– Пускай Мешуга с ним разберется, ах-ха.

– Точно? Он в последнее время сам не свой. Бродит по ночам и орет. А еще трескаться начал. Я так и знал, что этим глиняным остолопам нельзя доверять, ничего не могут сделать как следует…

– Конечно, нельзя, все это знают. Ах-ха. Проследи, чтобы все прошло как надо!

– Я слышал, что Ваймс…

– О Ваймсе можешь не беспокоиться!

Колон отодвинулся от двери – так бесшумно, как только мог. Он понятия не имел, что это за Мешуга такой, но одно было ясно: от него стоит держаться подальше.

Будь он посмекалистее, как Сэм Ваймс или капитан Моркоу, что бы он сейчас предпринял? Нашел бы какой-нибудь гвоздь и избавился от пут? Веревки были тонкие, тугие и больно врезались в запястья – не веревки даже, а скрученные нитки. Чем бы их перерезать…

Увы: порой люди, вопреки всякому здравому смыслу, неосмотрительно оставляют своих связанных врагов в помещениях, где нет ровным счетом никаких гвоздей, удобных острых камешков, осколков стекла и даже самых завалящих кусков железа, из которых можно было бы собрать полнофункциональную бронированную машину.

Он снова опустился на колени и пополз по полу. Сгодилась бы даже щепка. Или торчащий штырь. Или распахнутая настежь дверь с надписью «СВОБОДА». Колон был согласен на все.

Но довольствоваться ему пришлось крохотным светлым пятнышком на полу. Из ветхой деревяшки выпал сучок, и сквозь отверстие просачивался мутный оранжевый свет.

Колон согнулся и припал глазом к дырке. К несчастью, нос тоже оказался в непосредственной близости от нее.

Вонь была нестерпимая.

Кажется, внизу журчала вода – ну или, по крайней мере, какая-то жидкость.

Судя по всему, под ним бежал один из многочисленных ручьев, протекавших через город. Конечно, их уже несколько сотен лет как застроили и теперь использовали – если вообще использовали – как… Ну что люди испокон веков делают с чистой свежей водой? Заплевывают и загаживают. А этот ручей к тому же протекал под скотобойнями. Запах аммиака сверлом ввинчивался в ноздри.

И все же там, внизу, что-то светилось.

Колон задержал дыхание и снова заглянул в дырку.

В паре футов под ним виднелся крошечный плот. На нем было аккуратно уложено полдюжины крысиных тушек и горел огрызок свечи.

В поле зрения вплыла миниатюрная лодка. На дне ее лежала еще одна крыса, а на скамье сидел и греб…