Терри Пратчетт - Ноги из глины [litres]

– Да, пожалуй. Хм. Как думаете, а читать он умеет?

– А это важно?

Снова повисла тишина, полная напряженного движения мысли.

Потом кто-то сказал:

– И еще кое-что… О будущем его династии можно не беспокоиться. Наследника мы выберем сами.

– Почему вы так думаете?

– А вы представляете себе принцессу, которая согласится выйти за него замуж?

– Ну-у… принцессам, как известно, даже лягушек приходилось целовать…

– Лягушек-то ладно.

– И, конечно, королевская власть – очень мощный афродизиак…

– Настолько мощный?

Все снова ненадолго притихли.

– Ну да, пожалуй, не настолько.

– Он отлично подойдет.

– Идеально.

– Спасибо Дракону. Не может же вдруг оказаться, что этот болван и в самом деле граф?

– Ну что, право, за глупости.

Шелли Задранец сидела на высоком табурете за столом и чувствовала себя не в своей тарелке. Хотя от нее всего-то и требовалось, что отмечать в журнале патрули, которые приходили со смены.

Несколько человек удивленно на нее посмотрели, но ничего не сказали, и она уже было успокоилась, как вдруг в штаб-квартиру вошли четверо гномов, которые патрулировали Королевский проезд.

Они уставились на Шелли. И на ее уши.

Потом они опустили глаза. В Анк-Морпорке никому и в голову не приходило приделывать к столам заднюю стенку из соображений целомудрия. Посмотрев под стол, можно было увидеть разве что нижнюю половину сержанта Колона. По совести говоря, было немало причин скрывать ее от чужих глаз, но чего-чего, а угрозы для целомудрия она точно не представляла.

– Это ведь… женская одежда, да? – спросил один из гномов.

Шелли сглотнула. Ну почему они заявились сейчас, когда Ангвы, как назло, нет рядом? Ее улыбка творила чудеса – она на всех действовала успокаивающе.

– Ну и что? – дрожащим голосом спросила она. – Что такого? Хочу и ношу.

– А эти штуки… в ушах…

– Ну?

– Просто… моя матушка никогда бы… тьфу, гадость! Да еще и на публике! А если сюда дети зайдут?

– Даже лодыжки торчат! Не стыдно? – спросил второй гном.

– Я буду жаловаться капитану Моркоу! – сказал третий. – Не думал, что доживу до этого дня!

Двое из гномов гневно потопали в раздевалку. Третий поспешил за ними, но, поравнявшись со столом, задержался. Глаза у него блестели.

– Э… э… красивые лодыжки, – выдавил он и убежал.

Четвертый гном дождался, пока остальные уйдут, и робко приблизился к столу.

Шелли всю трясло.

– Попробуй только что-то сказать про мои ноги! – рявкнула она и погрозила пальцем.

– Э-э-э… – Гном быстро огляделся и наклонился поближе. – А это у тебя… помада, да?

– Да! И что с того?

– Э-э-э… – Гном наклонился еще ближе, снова огляделся, на этот раз заговорщически, и прошептал… вернее, прошептала: – Дашь попробовать?

Ангва и Моркоу шли сквозь туман и молчали. Разве что Ангва время от времени сухо командовала: «Направо» или «Налево».

Потом она остановилась. До сих пор запах Дорфла – вернее, отчетливый запах лежалого мяса и коровьих лепешек – вел их напрямую к бойням.

– Он свернул вот в этот переулок, – сказала Ангва. – Но это же совсем не по пути. И ускорил шаг… а еще тут сильно пахнет людьми и… сосисками?

Моркоу перешел на бег. Когда где-то собиралось много людей и пахло сосисками, это означало, что на подмостках Анк-Морпорка скоро разыграется очередная сценка из уличной жизни.

В переулке столпился народ. Он явно толпился там уже какое-то время, потому что в задних рядах маячила знакомая фигура с лотком. Фигура отчаянно вытягивала шею, чтобы разглядеть, что же там такое происходит.

– Что случилось, господин Достабль? – спросил Моркоу.

– О, приветствую, кэп. Тут голема поймали.

– Кто поймал?

– Да просто какие-то ребята. Вот только что молоты принесли.

Перед Моркоу стояла плотная стена тел. Он выставил перед собой руки, вклинился между двух зевак, а потом оттеснил их в стороны. Толпа, ворча и охая, расступалась перед ним, как водоем перед бывалым пророком.

Дорфла приперли к стенке. К нему осторожно приближались трое детин с молотами. Как в любой уличной заварушке, никто не хотел наносить первый удар, опасаясь, что второй прилетит прямо ему в голову.

Голем пригнулся и заслонился табличкой, на которой было написано:

Я СТОЮ 530 ДОЛЛАРОВ.

– Ну конечно! – сказал ближайший детина. – У вас одни деньги на уме!

Табличка вдребезги разбилась под ударом молота.

Детина снова замахнулся – и чуть не кувыркнулся назад, когда не смог сдвинуть молот с места.

– Конечно, у них одни деньги на уме. У них же ничего нет, кроме цены, – спокойно сказал Моркоу и вырвал молот из рук у детины. – Ты что это творишь, приятель?

– Ты не вправе нас останавливать! – промямлил тот. – Все знают, что они неживые!

– Зато я вправе арестовать тебя за умышленную порчу имущества, – сказал Моркоу.

– Один из них прикончил того священника!

– Прошу прощения? – переспросил Моркоу. – Если они неживые, как же они могут совершить убийство? Вот меч, к примеру, неживой, – он вытащил из ножен меч; сталь взрезала воздух с почти шелковым шелестом, – и уж конечно, ты не будешь винить меч, если кто-то его в тебя вонзит.

Детина свел глаза в кучку, неотрывно глядя на острие меча.

Ангва давно знала Моркоу, но до сих пор поражалась. Он не угрожал этому парню. У него такого и в мыслях не было. Меч просто служил ему… аргументом. Очень увесистым. Только и всего. Моркоу очень бы удивился, узнав, что это можно воспринять как-то иначе.

«Только очень непростой человек может быть таким простаком», – подумала она.

Детина нервно сглотнул.

– С этим не поспоришь, – сказал он.

– Да, но… им нельзя доверять, – сказал другой молотобоец. – Они вечно всюду шарятся и помалкивают. Кто знает, что они замышляют?

Он пнул Дорфла. Тот слегка качнулся.

– Тише, тише, – сказал Моркоу. – Это я и пытаюсь выяснить. А вас тем временем попрошу разойтись…

Третий здоровяк, который только недавно приехал в город, воспринял слова Моркоу как руководство к действию.

Он вызывающе поднял молот и открыл было рот, чтобы сказать: «Сейчас как разойдусь!», но замер, когда услышал над ухом рычание. Рычание было очень тихое, почти неслышное, но какие-то его обертона проникали прямо в позвоночник и нажимали там на древний рычаг под названием «первобытный ужас».

Здоровяк повернул голову. Миловидная девушка в доспехах Стражи дружелюбно ему улыбнулась. То есть приподняла уголки рта, обнажив зубы.

Он уронил молот себе на ногу.

– Вот и славно, – сказал Моркоу. – Я всегда говорил, что добрым словом и улыбкой можно добиться большего, чем просто добрым словом.

Собравшиеся посмотрели на него с тем выражением, с каким люди всегда смотрели на Моркоу, когда осознавали невероятное: он и вправду верит в то, что говорит. Это осознание действовало на всех совершенно ошеломляюще.