Розанна Браун - Песнь призраков и руин [litres]

Оказалось, он стоит как раз на краю ущелья, отделявшего Старый город от Нижнего. Когда Малик отдышался и набрался достаточно смелости, чтобы посмотреть вниз, сквозь мрак ему удалось разглядеть только силуэты крутых скал и чахлых корявых деревьев – пейзаж чем-то напоминал его родные места. Далеко внизу, на самом дне, в чернильно-темных водах реки Гоньямы отражался свет Луны и Кометы Баии.

Прямо у ног Малика начинались Пальцы Вдовы.

Один из немногих мостов, перекинутых через большую расщелину, назывался Пальцами Вдовы – из-за его веретенообразных опор, в совокупности напоминавших узловатую кисть старушечьей руки. Кроме того, согласно распространенной легенде, дух помянутой вдовы имел обыкновение после полуночи прогуливаться по этому мосту и проклинать пары влюбленных, если те осмелятся перейти его, чтобы неповадно было насмехаться своей радостью над величием вечного горя. Люди, конечно, посмеивались над таким суеверием, но все-таки в указанное время Пальцы Вдовы чаще всего пустели. Вот и сейчас на мосту не обнаружилось ни души, ни предмета, кроме единственной кареты с однокрылым грифоном на борту.

Однокрылый грифон – значит, внутри принцесса Карина.

Малик притаился за живой изгородью из деревьев у края ущелья. Лучше наблюдательного пункта не придумаешь, весь мост – как на ладони, а ты невидим. В голове парня вихрем проносились миллионы вопросов, но его молчаливая бестелесная свита явно не желала отвечать ни на один из них.

Карета тем временем достигла самой середины моста. Малику уже никак не нагнать ее раньше, чем она въедет в Старый город. Да даже если бы и нагнал… в открытую, очертя голову, подлетишь к царской карете – тебя сразу скрутит стража. Нет, следует придерживаться Лейлиного плана – успешно пройти первое испытание и ждать другого удобного случая напасть на принцессу.

…Но что, если такого случая больше не представится? Да и к тому же, если выпадает шанс вырвать Надю из лап Идира хоть на секунду раньше, разве не должен Малик им воспользоваться?

Однако Призрачный Клинок – оружие не дальнобойное. Остается одно – опять прибегнуть к волшебству.

Сжав кулаки, Малик изо всех сил постарался нырнуть вглубь, погрузиться до основания в самого себя и ухватить кончик невидимой магической нити, протянутой сквозь его жилы. Но он, этот кончик, снова ускользал от него, дразня, как ребенок кошку, мелькая где-то рядом. Как это получалось, Малик не ведал, для него это было загадкой не легче той, что принцесса Карина задала победителям. Он не имел ни малейшего представления о том, насколько велика его собственная сила, до каких пределов она простирается и на что еще способна, кроме создания зрительных иллюзий. Ах, если бы только все окружающие, весь мир не заставляли его всю жизнь подавлять в себе эту силу, насколько проще было бы теперь!

Но что толку от этих «если бы только», да и времени на них нет. Карета уже преодолела три четверти моста, она с каждой секундой уменьшается вдали, скоро в точку превратится. Малик закрыл глаза и попробовал вспомнить как можно более отчетливо то состояние, в которое ввел себя, когда создавал видение Аданко. Магия осенила его как раз в тот момент, когда он ощутил максимальную гармонию с самим собой. Ранее, до этого, подобную гармонию он обретал только на своем лимонном дереве. Юноша снова стал вызывать в памяти образ этого дерева – нежное воркование птиц в ветвях, ласковое прикосновение листьев к щекам…

«Дышать, – мягко скомандовал он себе. – Ощущать момент. Твердо стоять на земле».

Малик не воспринимал, не чувствовал свою магическую силу как нечто чужеродное, отдельное от него самого. Ее нельзя было дергать за ниточки и подчинять своей воле по мере необходимости. Волшебство жило и функционировало внутри его организма, как глаза или кровеносные сосуды. Значит, надо максимально сосредоточиться – вот дыхание, оно ровное, пульс нормальный. Вот сердце, оно бьется размеренно и спокойно…

А вот магическая сила, она вещественная и цельная. Готова к употреблению. Так и гудит на кончике языка. Малик молниеносно перенес внимание на быстро удаляющуюся карету. Легче всего уничтожить принцессу, подстроив какое-нибудь дорожно-транспортное происшествие. Метод грубый, конечно, и жутковатый, но что Малику остается на таком расстоянии? Взгляд его сфокусировался на лошадях – прекрасных породистых рысаках темной масти.

Лошади… Их так легко испугать. Почти как самого Малика.

Когда им с сестрами в детстве случалось расшалиться, Нана всякий раз «наказывала» их, пугая рассказами о «бродягах в кустах». «Бродягами в кустах» называли людоедов, которые шатаются по саванне без приюта и цели, изыскивая, кого бы сожрать на обед. Впервые услышав о них, маленький Малик испытал такой ужас, что потом неделю из дома не выходил. Сейчас он представил себе некое подобие мерцающей паутины, потянул ее края на себя, и мысль начала материализоваться.

– Там, где у других – глаза, у них туго натянут сплошной слой посеревшей кожи, – произнес юноша, и перед ним сразу возник образ Аданко.

Значит, он на правильном пути. Попробуем еще:

– Передвигаются они на всех четырех конечностях, как дикие звери, скрежещут зубами и жаждут впиться в плоть человеческую.

Воздух перед каретой как будто пришел в движение, сгустился, затрепетал – но не более того. Малик больно закусил щеку и снова представил, как они с Лейлой в детстве, плечико к плечику, сидят у ног Наны. Сердце сильнее забилось при почти осязаемом воспоминании о ее захватывающих историях. Рассказывая их, она вечно цеплялась морщинистыми руками за шею внука…

– «Бродягу в кустах» не обгонишь, не победишь, не превзойдешь ни в чем! – кричала когда-то Нана, а теперь прямо в темную ночь выпалил Малик:

– «Бродяга в кустах» знает лишь голод и ничего больше, а когда бродяга в кустах, голоден, все, что встретится ему на пути, станет едой!

С этим последним сорвавшимся с уст юноши словом воздух внезапно проре́зал дикий вопль. Целая стая исходящих слюною серокожих человекообразных существ на четвереньках ринулась наперерез карете. Кучер попытался «вырулить» в сторону, но «бродяги в кустах» так оглушительно визжали, выли, рычали и шипели, что кони встали на дыбы и оборвали упряжь.

Малику оставалось только стоять, разинув рот, и смотреть, как царский экипаж, разворачиваясь, накренился и со всего размаха врезался в высокую ограду моста. Последовал еще один вопль, и кучер оказался безнадежно придавлен к земле колесами кареты. Его кровь обильно разлилась по брусчатке.

Горький огонь обжег горло парня. Если бедняга умрет, вина – только на нем, Малике, и ни на ком больше.

Наконец из недр искореженной кареты выкарабкалась одинокая фигура – за спиной какой-то кожаный футляр, в руке – книга. Лицо скрывали густые кудри, однако серебристый оттенок волос в свете Кометы Баии был виден отчетливо. Наблюдая, как принцесса Карина пытается отползти куда-нибудь подальше от места крушения, Малик вдруг ощутил, как где-то рядом с упоением магической силой в нем зарождается новое чувство.