Розанна Браун - Песнь призраков и руин [litres]

Лейла фыркнула:

– Ну естественно. Ты еще расскажи, что мечешь мелкий бисер перед этой девчонкой, чтобы получше к ней подобраться и нанести удар повернее.

Ну вот. Только он подумал, что ничего хуже уже случившегося сегодня ночью не произойдет, как Великая Мать доказывает ему обратное.

– Ты все не так поняла. Я не мечу никакого бисера.

– Да что ты?! А со стороны казалось, ты готов зацеловать ее до смерти, если представится возможность. Со стороны казалось, ты так втюрился, что вообще напрочь забыл, зачем мы болтаемся в этом распроклятом Великой Матерью городе!

Ничего бредовее Малик в жизни не слышал. Нет, конечно, Карина – красавица, с этим трудно спорить. И если захочет, то прямо-таки излучает доброту. И еще он до сих пор помнит, как… блаженно-спокойно с ней было при облаве. Но это все одно, а любовь – совсем другое. И никак не отменяет того факта, что ее предки веками терзают эшранский народ. Такие раны и настоящая любовь не залечит.

– А ты, часом, не проглядела, как она меня в пруду искупала?

– Я же не сказала, что она в тебя втюрилась. Помнишь, как тебе вскружила голову дочка дяди Энни? Всякий раз, как она переступала наш порог, ты превращался в безмозглого влюбленного слюнтяя. Смотреть противно было. Так вот, рядом с чертовой принцессой у тебя становится точно такой же вид. А когда ее нет – такой, как будто тебе в жизни надо только одно – чтоб она появилась.

Малика эта речь слишком разозлила, чтобы отвечать. Он тупо уставился на кисти собственных рук. Лейла вздохнула:

– Ну ладно. Может, «втюрился» – сильно сказано. Но признай: вся это возня с Солнцестоем и роль победителя так тебя засосали, что мы и на шаг не продвинулись к спасению Нади.

Малика вдруг как-то переклинило, и, не успев подумать, он брякнул:

– Ты хоть понимаешь, как мне все это трудно?

Лейлу словно громом поразило. За всю их жизнь не бывало случая, чтобы Малик так на нее огрызался. А его уже несло вперед:

– Неужели не понимаешь, как сложно, не рискуя ни твоей, ни своей жизнью, подобраться к человеку, которого охраняют, как никого другого во всем Сонанде?! Каково это – бояться каждого шороха, каждой тени целыми днями и ночами напролет, без передыха?

– Бедняжка! Какая это тяжесть, когда тысячи людей тебя боготворят, в рот заглядывают, тащат со всех сторон дары и яства, и все что душеньке угодно – к твоим услугам, и куда б ты стопы ни направил, везде тебя хвалят, превозносят! Просто ужас какой-то! Жалко только, сестренку спасти не помогло.

– Я пытался, еще в самый первый день!

– Значит, плохо пытался, Малик! – Лейла рубанула рукой по воздуху и в эту секунду стала внезапно так похожа на отца, что брат поежился. – Да если бы у меня была твоя магическая сила и твои возможности, мы бы здесь сейчас не пререкались, а Надя давно вернулась бы к нам!

Глаза у Малика щипало. В любых спорах слезы подступают к нему быстрее слов.

– Ты вечно, вечно только и твердишь мне о том, какой я жалкий неудачник, все только порчу, а вот ты-то, конечно, справилась бы лучше! – Слова буквально душили его. – Можешь не трудиться повторять, как у меня ничего толком не получается, как я тебя этим выбешиваю, как подвожу на каждом шагу, – я все давно и прекрасно запомнил!

Лейла уперла кулаки в боки:

– Ой-ой-ой, и чего ты от меня ждешь, извинений? Ну прости, как-то все-таки не хочется, чтобы нашу сестренку разорвал на кусочки злой дух! Прости, что заботилась о тебе всю жизнь, ничего взамен не ожидая! Прости, что именно мне всегда приходилось отвечать за вас всех, держаться и не раскисать. И в самом деле, зря я так. Может, в противном случае из тебя не получился бы такой трус! – Лейла вскочила на ноги. – Пол-Солнцестоя уже позади, а Надя все еще у Идира. И я не собираюсь тратить драгоценное время и разводить тут с тобой сопли. Сама справлюсь – с тобой ли, без тебя ли, неважно. А ты можешь… продолжать в том же духе. Делай что хочешь. Больше мешать не стану.

На секунду она задержалась у выхода из шатра, и в сердце у Малика затеплилась надежда. Может, еще не все потеряно и они оба опомнятся…

– Папа вот тоже всегда так поступал, – ледяным тоном заявила старшая сестра. – Всегда делал, что сам хотел, а как это на других отразится – плевать. Так что давай, осуществляй свои мечты, пока они тебя же не погубили – а они тебя погубят! Яблоко от яблони недалеко падает.

И с этими словами сестра удалилась в ночь. Малик еще долго корчился в грязи у прутьев обезьяньей клетки. Придворные, наверное, в догадках терялись, куда он запропастился, но «Адилю» было слишком плохо, чтобы думать об этом.

Папа. Лейла сравнила его с папой. Яблоко от яблони…

Пять лет без отца. Это даже меньше трети Маликовой жизни. А кажется, прошла вечность с тех пор, как он ушел. Было время, когда сыну больше всего на свете хотелось походить на папу… Нет, не так. Не совсем так. Было время, когда сыну больше всего на свете хотелось стать таким, каким папа хотел его видеть. А стал он просто… трусом.

Откуда-то сверху раздался тихий, даже нежный свист. Малик поднял глаза и увидел: это духи обволакивают его как бы защитным темным коконом. Когда он в беде, когда ему плохо – они всегда тут как тут. Парень вяло улыбнулся им, сам удивившись, что скорее рад, чем напуган. Появление духов принесло ему какое-то облегчение – пожалуй, впервые за все время их «знакомства».

– Вы же прилетели не за тем, чтобы помочь мне разыскать Карину? – хрипло спросил он.

Потусторонние существа безмолвствовали, взирая на него. Он вздохнул. Ну конечно, второй раз этот фокус не сработает.

В голове гудело и шумело так, словно по ней колотили молотом. Малик встал на ноги. Судя по узкой полоске света между сводами шатра, уже около полудня, плюс-минус несколько часов.

– Пошли, пошли, тут, похоже, никого!

– Ох, чую, попадет нам!

Шаги двух пар ног зазвучали совсем рядом. У Малика участился пульс. Он быстро оглядел шатер – спрятаться решительно негде!

« Девушки в шатер заглянули, но никого не нашли », – торопливо пробормотал юноша… и внутри затеплилась, затрепетала, побежала по венам и косточкам волшебная сила. Он замер, не смея дышать. Полог шатра распахнулся:

– Я же говорила – пусто! Айда за мной.

Малик опрометью бросился к выходу, в то время как две девицы упали в объятия друг друга. Сплетенные руги и ноги заплясали в воздухе. Парень решил на секунду задержаться – не заметят ли его, не окликнут ли? Нет, две пары глаз смотрели буквально сквозь него. Поразившись этому факту, он сам поглядел вниз, себе на руку – она оказалась абсолютно прозрачной – точнее, цвета песка и грязи под ногами. Даже метки не было видно, хотя чувствовалось, как проклятый знак копошится на тыльной стороне ладони.