Розанна Браун - Песнь призраков и руин [litres]

– На исследование, – пояснила она в ответ на вопросительный взгляд Малика.

Тот по тону понял, что она лукавит, но наседать не стал. Принцесса медленно поднялась на ноги и посмотрела на тушу дохлого серпопарда с опаской.

– Ну, пошли, пора уже. Мало ли кто еще в этом «зверинце» живет. Неохота встречаться.

Метка опять затрепетала под кожей Малика, но сейчас он был способен лишь на то, чтобы, опершись на плечо девицы, которую ему следовало убить, заковылять куда подальше от этого проклятого золотого некрополя.

Прошло несколько часов – по ощущению Карины, во всяком случае. С точностью, конечно, нельзя было говорить о том, как долго они торчат тут, под землей. Эйфория после чудесного спасения от серпопарда быстро сменилась унынием и ужасом, когда молодые люди поняли: выхода из этой гигантской ловушки нет.

Сам некрополь в поперечнике простирался примерно на полтора километра – судя по времени, за которое они успели пересечь его от края до края. Карина с Адилем старались передвигаться очень осторожно, чтобы ничего и никого опять не потревожить. Не привлечь к себе внимания. Принцесса, кстати, успела отметить про себя, что, когда победитель знака Жизни дотронулся до стены храма, ничего не произошло, а ее собственное прикосновение сразу вызвало появление серпопарда, и по спине ее пробежал холодок: неужели древние фараоны даже после смерти не оставляют в покое ее род и охотятся за его представителями?

Впрочем, даже в нынешнем затруднительном положении находились свои плюсы: как бы там ни было, а Цветы Кровавой Луны у нее в кармане. Теперь под рукой есть все, что нужно для Обряда Воскрешения усопших.

Царь Без Лица, казалось, преследовал ее, не сводил глаз, куда бы она ни повернула, – конечно, это всего лишь зрительный эффект наложения фресок, но все же… Формально, в «кровном» смысле, он – ее прямой предок, но Карина никогда не испытывала к данной исторической фигуре ничего, кроме презрения. Предав Баию, вероломный муж, уж конечно, утратил всякое право считаться родней Алахари.

Тем временем дал о себе знать желудок – сжался в спазме. Еще раньше она заметила, с каким вожделением Адиль рассматривает тысячелетней «свежести» фрукты на прилавках… В общем, скоро оба почувствовали, что и шага больше не в силах ступить от усталости и голода, – и просто улеглись рядом на берегу гремящей реки.

Карина молча всматривалась в неясные контуры пещерного свода над ними, стараясь припомнить – от чего человек обычно погибает быстрее: от истощения или от переутомления? Затем она краешком глаза скользнула по Адилю, и вдруг все ее существо обдало жаром от воспоминания о поцелуе, который почти состоялся, почти случился между ними там, над тушей поверженного серпопарда.

– Что такое? Что-то не так? – спросил Малик.

Принцесса покачала головой, но ощущение его губ на ее губах никак не хотело развеиваться.

– Нет-нет. Я только хотела, коль скоро ты уж спас мне жизнь, извиниться за то, что искупала тебя в пруду.

– Не бери в голову. Все нормально. К тому же это помогло мне протрезветь, что пришлось как нельзя кстати. – Адиль помолчал. – Но вот… если мне позволено вернуться к разговору, который имел место перед этим… Почему тебе так важно, чтобы я снялся с соревнований?

В глазах Адиля отразились неподдельные боль и обида. Карина вмиг стряхнула с себя девичьи грезы. Теперь, после всего, что им довелось пережить вместе, наверное, справедливо будет приоткрыть ему хотя бы часть правды.

– Мой отец, чтобы жениться на моей матери, разорвал другую помолвку. В результате от него отреклась вся родня, – медленно заговорила она. – Смирившись с этим разрывом, он перебрался в Ксар-Алахари, но дворцовая жизнь показалась ему отвратительной. Маму, и сестру, и меня он очень любил, а вот двор и вельмож ненавидел. Он был несчастлив. – Карина вздохнула. – Мать старалась оградить его от худших сторон повседневности – махинаций, лицемерия… Но, конечно, все это до него доходило. В последние годы жизни отец почти не покидал своих покоев – только по крайней необходимости. Ты хочешь для себя такой жизни?

Из трех не сошедших с дистанции победителей только Адилю повезло вырасти в неведении о коварстве, хитрости и кознях в ближайшем окружении высшей власти. Мысль о том, что наивность и доброта паренька сменятся чем-то донельзя уродливым под влиянием таких людей, как она сама, терзала Карину не меньше, чем образ сердца, заживо вырванного из его груди. Образ, уже стоявший перед ее внутренним взором. Не желает она убивать этого милого юношу. И не станет.

На несколько долгих мгновений воцарилась тишина, нарушавшаяся лишь журчанием речной воды. Принцесса была даже благодарна Адилю за то, что он не бросился с жаром возражать ей. Даже по прошествии стольких лет любые воспоминания о Баба всякий раз больно ранили ее, ранили в какое-то потайное место души, названия которому не знала она сама. Не так уж много в арсенале человеческой психики способов смириться с таким неумолимым фактом: один из тех людей, кого она любила сильнее всего на свете, обрек себя на несчастье и страдание только для того, чтобы быть рядом с нею.

Наконец Адиль заговорил:

– Каким он был, твой отец?

Карина опустила веки и задумалась, изогнув губы в мечтательной улыбке.

– Он умел рассмешить любого, даже маму. И я никогда не встречала лучшего музыканта, чем он. Мог один раз услышать мелодию и сразу идеально сыграть ее на любом инструменте. Только не жалей меня. Не говори, что понимаешь… Это ничего не изменит.

– Я и не собирался. – Голос Адиля звучал сейчас нежно, но совсем не так, как на втором испытании, когда он обволакивал, обольщал публику. Впрочем, Карину он почему-то все равно обволакивал и обольщал. – Не думал жалеть. Вот когда мой отец… когда он нас оставил, все вокруг только и повторяли: какая жалость, какая жалость, бедные брошенные детки и все такое. Меня всегда корежило от таких слов. Никакие причитания не могли нам его вернуть. Так что… Я не стану говорить, что скорблю о твоей утрате, но твое отношение к ней – разделяю. – Он еще помолчал и добавил: – Во всяком случае, понимаю, что ты очень его любила.

– И сейчас люблю.

Воцарилось молчание. Молодые люди лежали рядом, но каждый погрузился в свой собственный мир. Карина думала о том, что боль от малейшего прикосновения к той частичке сердца, где живет Баба, не пройдет никогда. Но вот, рассказала она о нем этому странному мальчику с глазами черными как ночь, и… Нет, боль, конечно, не исчезла, но впервые показалась ей светлее, что ли. Не такой ужасной, гнетущей.

Есть в Адиле что-то такое… чего не выразишь словами. Доброта? Смелость? Во всяком случае, Карина никогда прежде с подобным не сталкивалась. И еще, самое главное: когда она говорила, он слушал ее. Слушал так доверчиво и искренне, как никто другой, даже Фарид и Амината. Да что там, Адиль жизнь свою ей, не колеблясь, доверил тогда, при нападении серпопарда. Такой градус доверия согревал душу и пугал одновременно.