Розанна Браун - Песнь призраков и руин [litres]

– Потому что я тоже одна из них!

Карина резко повернулась к Малику на каблуках:

– Все знают: Баия Алахари основала Зиран, но мало кто помнит, что раньше она была домашней рабыней у фараона и против этой-то горькой судьбы изначально и восстала. Выходит, каждый из этих несчастных покойников – мне все равно что родня. Родись я в те времена, моя мертвая оболочка тоже неприкаянно бродила бы по рынку. Вы… ты хоть понимаешь, каково это – жить среди господ, которые презирают тебя, видят в тебе лишь пыль у себя под ногами?

Малик тоже замедлил шаг и остановился. Теперь их разделяло всего метра два. Два метра – и пропасть в тысячу миль шириной.

– Понимаю, ваше высочество, – мягко ответил юноша. – Я понимаю.

Интересно, как бы она отреагировала, распиши он ей сейчас, как рвется на части его сердце всякий раз, когда приходится притворяться. Или общая ненависть к эшранцам Адиля не касается? Прониклась бы она, пожалела его? А если б пожалела, что тогда делать ему?

– Простите… – продолжил он, когда принцесса, казалось, слегка смягчилась и ослабила оборону. – Даже… не знаю, что тут сказать. Какова бы ни была природа этого явления, у вас есть все основания его пугаться.

Карина расхохоталась, но как-то безрадостно.

– Царские дочери не «пугаются».

– Все иногда пугаются, – мягко возразил Малик. – Я, например, боюсь очень многого. Тесных замкнутых пространств. Больших собак. Смерти… смерти в одиночестве. Вряд ли мои слова имеют для вас какой-то вес, но я не вижу в вашем испуге никаких признаков слабости. Наоборот. Если бы такая сильная личность, как вы, не поддавалась простым чувствам, это было бы подозрительно и опасно.

Карина скользнула взглядом по лицу Малика, и он удивился, как этот взгляд смягчился. Метка заметалась в сжатом кулаке парня, но нет, не сейчас, нельзя – не хочет он сейчас обнажать Призрачный Клинок. А гул в ушах все нарастал, волшебная сила бурлила в крови, искала выхода…

– Ну, вперед, – наконец позвала Карина. – Мне нельзя отсюда уходить без цветка.

Странная, конечно, прихоть в такой момент и в таком месте, но все же Малик послушно последовал за своей спутницей к храму. Потом, у дверей, они долго возились с замком, но тот так и не открылся. Огромный золотой обелиск, казалось, насмехался над ними с высоты крыши. Когда стало окончательно ясно, что через главный вход проникнуть не удастся, молодые люди решили обогнуть здание – и здесь наткнулись на новую фреску.

С этой стороны стену испещряли тысячи кеннуанских картинок-иероглифов – каждый из них имел свое таинственное значение. Вернее, по отдельности эти письмена не несли почти никакого содержания, зато вместе складывались в законченные истории. В мозгу у Малика завибрировало, как всегда, когда предстояло иметь дело с загадкой или ребусом. Юноша углубился в изображение, оказавшееся прямо на уровне его глаз. На нем тринадцать фигур в масках распростерлись перед одной, четырнадцатой, на вытянутых руках которой лежали Солнце и Луна.

Малик легонько коснулся стены. Она оказалась прохладной и приятной на ощупь.

Кинжал. Кубок. Посох. Жезл. Фолиант. Око.

– «Мы, Улраджи Тель-Ра, клянемся в верности и покорности великому единому царю царей, богу среди царей, и только ему одному во веки веков», – бормотал Малик почти наугад, нутром, впрочем, чувствуя, что переводит верно.

Потом взгляд его упал на изображение, встречавшееся на фреске чаще всех прочих.

Это была… его метка! Каждый из Улраджи Тель-Ра имел, как выяснилось, ту же черную как ночь татуировку на теле, что и Малик.

У него вдруг перехватило дыхание.

Кто такие эти Улраджи Тель-Ра и что представляла собой их ложа, он не ведал, но вполне очевидно, что имелась какая-то связь между ними и Кеннуа. А Кеннуанская империя была бичом всего Сонанде – даже вот некрополь вопиет об этом! У целых народов столетия ушли на то, чтобы оправиться от ее страшной тирании. Но если он, Малик, обладает той же силой, владеет теми же техниками, что кеннуанцы, если источник у них – один и тот же, значит ли это, что…

Немыслимо! Что может быть общего с фараонами у него, эшранца, сына и внука исключительно эшранцев… или не исключительно?

Малик с усилием отвел взор от стены и сразу ощутил, как странная и тревожная «связь» оборвалась, однако на место одного страха пришел другой – теперь он испугался, что принцесса могла заметить признаки паники, едва не охватившей его.

– Адиль, – внезапно начала она, и сердце победителя мгновенно ушло в пятки, – вы упомянули сегодня о каких-то бедствиях в Эшре. Что за бедствия?

Все мышцы Малика медленно напряглись. Спокойно. Не выдавать себя. Подлинной правды Карина никак узнать не могла.

– Разве вы ничего не слышали о речной лихорадке и об обострении вражды между кланами?

Карина покачала головой.

– В последний раз я слышала об Эшре в связи с падением урожая зерновых. Больше ничего. А что там, собственно, происходит?

Так. Чисто теоретически: как и что мог Адиль – юноша из почтенной состоятельной семьи – узнать об опустошительном конфликте, полыхающем в далеких горах? Одно неверное, «неправдоподобное» слово – и весь карточный домик его вымыслов рухнет. Однако другого случая рассказать о бедах своего народа кому-то, кто в силах хоть попытаться изменить положение к лучшему, пожалуй, не представится!

Малик начал говорить, потом зарапортовался, запнулся, замолчал, не в силах подобрать нужные краски для выражения того, что касалось его так близко. Карина, опершись рукой о стену, терпеливо ждала.

– Нет, можете и не рассказывать, если вас это…

Сильное подземное колебание оборвало ее на полуфразе. Затем раздался скрежет камня о камень и какое-то гулкое громыхание непонятного происхождения. В тревоге Малик инстинктивно протянул руку к Карине, а та – к нему.

– Что это было? – шепотом спросил он.

– Я…

Громыхание переросло в рев. Часть храмовой стены сама собой отъехала в сторону, и наружу выскользнуло существо, никогда в жизни Маликом не виданное. Одна только мохнатая голова, которую чудище повернуло к незваным гостям, была размером с корову, изогнутая чешуйчатая шея – толщиной с древесный ствол, а длиной – с доброго удава. Причем шею эту обвивало множество ожерелий из бирюзы и киновари в проржавевшей оправе, а в причудливом головном уборе поблескивали изумруды.

От потрясения Малик сперва даже не испугался. Перед ним стоял во плоти настоящий серпопард [35]– животное, всеми считавшееся мифическим. Кеннуанцы когда-то верили, что именно оно провожает души умерших в загробный мир. Яд серпопарда, согласно древним легендам, так силен, что, если его зуб лишь заденет кожу человека, тот умрет меньше чем за час.