Розанна Браун - Песнь призраков и руин [litres]

Через несколько минут Малик в общем хоре придворных возблагодарит Гьяту за добрый присмотр над миром в течение последних пятидесяти лет. А завтрашний день начнется уже под знаком Воды.

Через минуту ему придется предстать перед Кариной как ни в чем не бывало. Словно это не она разрушила всю его жизнь и похоронила надежды на будущее.

Никогда Малик не забудет, как она взглянула на него после итогового испытания – как на пустое место. Боги, он спас этой девице жизнь, и даже не один раз, он потерял и Надю, и Лейлу, а для нее так и остался ничем!

И хуже всего то, что винить некого, кроме себя. Предупреждали же его и Лейла, и Тунде, и даже сама Карина: не принимай все эти испытания близко к сердцу, не дай суете Солнцестоя увлечь тебя с головой! А Малик… как ребенок, который, увидев падающую звезду, размечтался, поверил, будто и такому, как он, найдется место на этом вечном празднике жизни, в мире богатства, роскоши и магии.

Но мир утроен не так, в нем, если кто родился в низах, наверх не пробьется. Там все и так забито. А платить за неудачные потуги брата придется сестрам.

Обычно, когда Малик вот так расстраивался и убивался, внутри него начинала бродить волшебная сила, с которой волей-неволей приходилось считаться. Но сейчас по непонятной причине она затаилась, и это даже настораживало. Словно тетива натянулась до предела, готовая разорваться, так и не выстрелив…

Он до боли в костяшках сжал одной рукой перила парапета – старинного, тонкого, ажурного, точно такого же, как тот, под которым насмерть разбился Дрисс, – а другой выхватил Призрачный Клинок и провел пальцем по дьявольски острому лезвию, оставляя на нем узкую алую полоску.

Солнцестой еще не окончен. И если даже шанс остаться наедине с Кариной до его завершения не представится, Малик его создаст.

Недаром же он, в конце концов, из этих… Улраджи Тель-Ра. Охотиться за Алахари – у него в крови.

– Братья и сестры, преклоним главы в знак благоговения перед богами.

Тысячи торсов согнулись синхронно, как один, и Малик вместе со всеми. Сегодняшняя утренняя молитва в Храме Солнца с участием всей знати города планировалась как совершенно обычное мероприятие, но силой обстоятельств окрасилась в угрюмые, печальные тона. После сотни лет без перерыва, после триумфов на двух Солнцестоях подряд Солнечная эра наконец завершилась. К тому же смотреть на пустое почетное место, где следовало находиться Дриссу, было совершенно невыносимо. Данный храм строился таким образом, чтобы пропускать внутрь максимум естественного света, и сейчас лучи дневного светила окутывали всех и каждого из присутствующих нежно-золотым сиянием, которое не вязалось с общей торжественностью и мрачностью.

По иронии судьбы, сегодняшний день проходил под знаком Жизни, то есть под Маликовым знаком, но здесь, в доме, священном для Дрисса и его товарищей по Сигизии, это едва ли что-то значило. О том, что его магия защитила Лейлу, Малик вовсе не жалел, но искренне молился Великой Матери об упокоении души своего покойного соперника. В чем конкретно ни заключалась его вина перед этим парнем, по крайней мере помянуть его добрым словом он должен.

Карина, как всегда, наблюдала за службой из алтарной части храма, стоя рядом со Жрицей Солнца. Она осталась во всем белом, но выглядела со стороны как-то… по-другому, словно наряд стал сидеть на ней лучше, чем накануне. Тунде, согласно обычаю, занял место в ряду с прочими победителями, но глаз не сводил со своей суженой.

Впрочем, Тунде хватило порядочности посмотреть Малику в глаза при входе в храм, а вот Карине – нет. Что ж, от этого Жизненный победитель только сильнее ее возненавидел.

Нетрудно оказалось объяснить себе именно ненавистью то, что он буквально не мог отвести от нее глаз, напряженно следил за каждым движением. Да, он ненавидел в ней все. Легкость, с какой она рассекала толпу, – конечно, таким, как она, не приходится горбиться, нагибаться, протискиваться… Ее манеру слегка выпячивать полные губы во время речи – словно ей известно нечто, от вас сокрытое…

– Солнцестой афешийя! – начала Карина. Голос ее звенел, как серебряный колокольчик. – Сегодня мы собрались здесь, чтобы вознести благодарность Солнцу и проститься с долгой эпохой, прошедшей под его эгидой. Последние пятьдесят лет Гьята, Солнцем Рожденная, озаряла нас своим чудесным ослепительным светом. Пятьдесят лет, в течение коих Зиран… Зиран… – Принцесса вздохнула. – Откровенно говоря, я заранее подготовила для вас речь о несравненной жизнестойкости нашего города и народа. Но прежде чем перейти к этой теме, должна сказать о другом.

После паузы длиною в вечность она выпрямилась и высоко подняла голову:

– Моя мать, Сарахель Алахари, скончалась.

Общий вздох пробежал по храму, а мысли Малика сразу обратились к Идиру. Не замешан ли тут Царь Без Лица? Каким дьявольским созданием надо быть, чтобы хладнокровно спланировать и осуществить убийство собственной прапрапраправнучки?

А Малик ему помогает, значит, и он – дьявольское создание?

– Она войдет в историю и предания как блестящий стратег, сострадательная и милосердная предводительница народа и яростная поборница справедливости для всех и каждого. Но я… – Карина приложила руку к сердцу. – Для меня она останется матерью, которую я по-настоящему не успела узнать. Теперь уже слишком поздно…

Малик припомнил, как гадал в день соревнований по вакаме – какая из Карининых «ипсотасей» все-таки подлинная? Теперь стало ясно: все это были грани характера того человека, который сейчас изливает душу перед толпой.

Царицы – по рождению и по сути.

– Вместо речи хочу и прошу вас почтить память моей матери минутой молчания.

Жизненный победитель хотел поначалу воспользоваться именно этим моментом, чтобы привести свой план в исполнение, но удержался и просто вместе со всеми склонил голову. Однако на то, чтобы добраться до нее, остается один-единственный день – сегодня.

И очень скоро судьба опять преподнесла ему идеальный шанс в виде очередного приступа мигрени у принцессы.

После утренней молитвы всех собравшихся пригласили переместиться в крытый двор храма для благочестивых размышлений о событиях Солнечной эпохи. В этот момент Малик заметил, как принцесса морщится и трет пальцами виски. К ней сейчас же подлетел Тунде.

– Что такое? – В голосе Маликова приятеля звучало столько любви, что хоть ложкой черпай.

– Да просто голова болит, – отмахнулась Карина.

Услышав это, лже-Адиль тут же оторвался от какой-то посторонней беседы и двинулся в противоположном от алтарной части направлении. Здесь он нырнул за первую попавшуюся колонну и проворно соткал вокруг себя ауру невидимости. Сердце бешено колотилось. Затем он опять взглянул на Карину. У той на губах играла страдальческая улыбка. Значит, ее внимание рассеяно. Отлично.