Алексей Калинин - Война кланов. Охотник 2 [litres самиздат]

Лишь я смахиваю лезущую в глаза кровь, как перевертень кидается вперед и выставляет когтистые лапы. По борту милицейской машины дробью стучат комья земли из-под задних лап. С линии атаки отходить поздно, я падаю на спину и с трудом перехватываю протянутые к горлу лапы.

Не проходит и одного стука сердца, как ногами упираюсь в поджарое брюхо твари и выпрямляю их со скоростью выпрямившейся пружины. Ступни добавляют энергии полету, будто я опять выпрыгиваю из узкой ямы. Массивное тело проносится надо мной, огромные клыки лязгают у самого уха, и капелька слюны падает на щеку.

Перекатившись через плечо вслед за улетевшим оборотнем, я подхватываю с земли отброшенную иглу. Всё, я готов к очередной атаке. Ещё бы кровь не заливала глаза.

Два раза перекувырнувшись в воздухе, перевертень снова приземляется на лапы, как выкинутая жестоким хозяином кошка. Тут же лапы скребут по земле, и мохнатая туша рвется вперед, скалит длинные клыки. Краем глаза я вижу картину – берендей швыряет перевертня в кусты и сам кидается следом.

Лохматая серая лапа закрывает солнце и хватает пустой воздух. Он тут же кидается вправо, но я опять ухожу с линии атаки и танцевальным па оказываюсь за спиной улетевшего перевертня. Животная реакция замедляется массой тела, но эта же масса сыграет на руку, если я попаду в удавьи объятия.

Передо мной оказывается серая спина. Глубокий укол в основание лохматого черепа и тут же отскок – задняя лапа бьет по пустому месту. Перевертень взвывает и разворачивается, но движения с каждым мгновением замедляются. Он удивленно смотрит на свои лапы, недавно смертоносные, а теперь неловкие и вялые.

Рядом рычат два разъяренных оборотня, за высокой изгородью кустов раздаются звуки неутихающей битвы. «Мой» перевертень рухнул на колени – есть пара секунд на обезвреживание, пока не восстановится.

Я быстро подскакиваю под вялую лапу. Ох, из разверзнутой пасти воняет такой болотной гнилью, что кружится голова. Я отдергиваю руку от клацающих клыков и, с быстротой швейной машинки, делаю комбо – в сердце, в налитые яростью глаза, и, со всего маху, в лоб!

– Кха! – выдыхает оборотень и кренится влево.

На глазах втягивается жесткая шерсть, руки уменьшаются в размерах, сминается звериная морда, переходя в человеческое лицо. Полулапами – полуруками перевертень пытается схватить воздух, но жизнь уходит с каждым фонтанчиком крови из впалой груди.

Я провожаю взглядом упавшее окровавленное тело мужчины, чья рука судорожно схватилась за боковое зеркало машины. Осколки сыплются на асфальт, по которому разметало рубины брызгающей крови. Ноги перевертня ещё сучат, вздымая кучи пыли, когда моя ладонь обхватывает холодную рукоять пистолета. Мокрая от крови, она едва не выскальзывает из пальцев, но указательный палец нащупывает спусковой крючок.

Я поворачиваюсь к паре на дороге, где берендей отмахивается от кружащегося перевертня. Коричневая шерсть краснеет на плече пионерским галстуком, перевертень поджимает переднюю лапу. Красные пятна расплескались по асфальту, прерывистым линиям разметки, придорожным травам. Рычание перекрывает друг друга. Перевертень подскакивает и тут же отпрыгивает в сторону, берендей пытается поймать, подтащить к себе, сжать в огромных объятиях.

Я навожу пистолет на получеловека-полуволка.

Перевертень с визгом отлетает после шлепка и тут же кидается на берендея. Этих секунд хватило для трех выстрелов, которые отбрасывают перевертня в сторону, отдача упруго хлещет по ладони.

Глыба мышц наваливается на поверженного оборотня, и, после двух резких рывков, из-за коричневатой спины выкатывается круглый предмет. Шлепками падают алые кляксы на дорогу, оторванная голова перевертня застывает с разинутой пастью, которая медленно переходит в человеческий рот.

Берендей оборачивается ко мне, огромная махина, состоящая из мышц, клыков и когтей, нависает коричневой скалой. Тяжелое дыхание вздымает пластины груди, местами краснеет не успевшая запечься кровь, в глазах огонь и ярость боя. Я невольно отступаю от смертоносной глыбы, берендей щерится окровавленными клыками.

Или улыбка, или угроза?

Из треска кустов вылетает обмякшее тело последнего перевертня, которое берендей легко ловит на лету и с силой прикладывает об асфальт. Трещина на асфальте пробегает до другого края дороги.

Бессильно падают серые мохнатые конечности, больше похожие на кряжистые корни дуба. Следом выпрыгивает ещё один берендей и, футбольным пинком когтистой лапы, отправляет наполовину оторванную голову перевертня в высокий ивняк.

Когда он победно воздевает в небо лапы, я сразу понимаю, кто из них Вячеслав, а кто Михаил Иванович.

Битва закончена, внутренний хронометр показывает, что «на всё про всё» ушло десять секунд. Мы быстро оттаскиваем от дороги мертвых перевертней, складываем в канаву как в братскую могилу, и присыпаем землей – берендеи, словно собаки, шваркают лапами по дерну.

Перекидывание обратно занимает чуть больше секунды. Не смущаясь возможных машин, обнаженные берендеи копаются в рюкзаках. На свет показываются тельняшки, «пиксельки», кроссовки, «боксеры». Из пакетов вытаскивают пропитанные чем-то полотенца, влажная ткань смывает кровь, рваные раны затягиваются на глазах.

Я думал, а что бы произошло, если бы в это время проезжал посторонний свидетель? Как бы он себя почувствовал, если увидел наяву эпизод из фильма ужаса?

– Что так долго, Слава? Целовались в кустиках? – Михаил Иванович натягивает на грудь полосатую фуфайку.

– Михал Иваныч, как не стыдно такие вещи говорить?! Не было у нас ничего – я просто запнулся за корягу. Вы же знаете, что они не в моем вкусе! – взвывает Вячеслав, надевая штаны.

По дороге валяются мелкие лоскутки ткани, с ними заигрывает ветерок. Кляксы на дороге и капли на подорожнике указывают на недавнее побоище. Я собираю разорванную форму и порванную одежду берендеев – понятно, что раздеваться некогда, но одежда-то причем?

Под широкими листами лопуха я спрятал комок из разноцветных тряпок. Пока поднимался из оврага, то заметил, как под мотоциклом переливалась радужной пленкой свежая лужа.

– Ребята, а у нас тут неприятность, – говорю я, показывая на простреленный бензобак мотоцикла.

Вторая шальная пуля не задела берендеев, но всё-таки попала в «медведя». Как кровь из пробитого сердца сочатся желтые капли бензина.

– Дальше поедем на машине! – Иваныч поднимает с земли брошенную фуражку и, слегка отряхнув, водружает на кудрявую голову.

– Как на машине, а мотоцикл? – Вячеслав застывает с открытым ртом, не завязав второй кроссовок.

– Нужно чем-то пожертвовать. Ничего с ним не будет! Откатите в лесок и живо в машину. Фуражку тоже накинь! – Иваныч мотает головой Вячеславу и потом поворачивается ко мне.– А тебе особое приглашение нужно? Хватай рюкзаки и на заднее сиденье! Пулей!