Алексей Калинин - Война кланов. Охотник 2 [litres самиздат]

Одним движением срываю с лысой головы противогаз, тут же надеваю на себя и выдуваю попавший внутрь газ. Нагретая резина прилегает к коже, сквозь тусклые стекла маячит щетинистый подбородок, в него и наношу резкий удар. Треск ломающейся кости возвещает о правильно приложенной силе. Лысый толстяк обнимает ковер.

На широкой кровати в беспамятстве лежит молодая обнаженная девушка, белокудрые волосы разметались по черным атласным подушкам. Разорванная одежда раскидана по комнате, поднятые к резной спинке руки удерживают блестящие наручники.

На зеркальном столике человеческие головы!

Спустя два мгновения понимаю, что это головы манекенов с резиновыми масками на них. Последний похож на недавнего мужика, которого перевертень догнал на балконе.

Вот какое хобби у депутата – делать из резины лица своих жертв.

Тварь!

В зеркальном потолке отражается поднимающийся с пола человек, разбитые в кровь губы издевательски кривятся.

– Ты наш! Посмотри на свою руку, охотник! – толстяк указывает пальцем, похожим на сосиску, на мою рану.

– Никогда я не стану таким как ты, мразь! – удар в висок опрокидывает мужчину на пол.

– Не противься, дурак! Оставайся со мной, будешь правой рукой! – последние слова вырываются уже из мохнатой пасти.

«Будешь правой рукой, оставайся со мной». Я не знаю – как поступил бы на месте охотника…

Поражает скорость перекидывания – говорит человек, и миг спустя его фразу заканчивает огромный оборотень. Мощные пластины груди над бугристым поджарым животом, ноги как стволы у пятидесятилетних дубов, лапищи могут гнуть рельсы.

– Нет, тварь! Я никогда не стану таким, как ты! – повторяю и еле уворачиваюсь от быстрого удара.

Над головой пролетает лапа. В ответ втыкаю большим пальцем в подмышечную впадину. Тварь скулит и тут же ударяет другой лапой снизу вверх. Балетным па делаю полуразворот и втыкаю иглой в левый глаз, с легким хлопком разлетается глазной белок.

Оглушающим ревом забивает оба уха, перевертень мотает головой, и игла вылетает из глазницы. Не успеваю увернуться от очередного удара, и ребра взрываются обжигающей болью.

Сверху падает картина с какой-то толстой бабой. Ловлю за тяжелую раму и швыряю в беснующегося оборотня. Сам бросаюсь следом.

Перевертень отбивает картину в сторону, та разлетается на куски. Однако он тут же получает иглу во второй глаз. Обезумевший от боли слепой оборотень взвывает, подняв морду вверх, и я тут же вбиваю медное «яблочко» в разверзнутую пасть.

Со всей дури прикладываюсь обеими ногами о широкую грудь. Оборотня через окно выносит во двор.

Два стука сердца и раздается взрыв, я в это время затаскиваю напарника в комнату. Газ понемногу рассеивается, и охотник приходит в себя.

По стенам пляшут воронки пуль, штукатурка осыпает лежащую девушку. Я бью по хромированной дуге кровати, наручники сползают с оборванной трубы. За металлическое кольцо стаскиваю девчонку на пол: чтобы не попала под шальную пулю.

Это же моя мама… Так вот что я увидел – как отец спасает мать. Об этом случае рассказывала тетя?

– Ты как? – о, напарник очухивается.

– В норме, пора зачистку делать. Тут, похоже, много вертушек собралось. Как с глазами?

– Режет, но вижу и могу. Как девушка? – слова напарника глухо звучат сквозь мокрую ткань.

– Сердце в норме, укусов нет. Тряпочку накинул – скоро очнется. Держи противогаз, дыши равномерно. Меняю, не глядя! – проходит несколько мгновений, и уже напарник изображает боевого слона, а я бедуина с закрытым лицом.

В коридоре топот и крики.

– Работаем!

После короткой команды оба кидаемся к дверям.

Пять минут.

Всего пять минут нужно двум охотникам, чтобы смерчем пройтись по аляповато-цветастым коридорам депутатского дома.

Люди вперемешку с оборотнями ложатся на разноцветные ковры – нас не остановить.

Как новенький комбайн, в котором смазаны все детали и четко подогнаны одна к другой, мы собираем кровавую жатву.

Оборотням жертвуются иглы и поясные «яблочки», людям достаются «маслята» из УЗИ.

Никто не заслуживает жизни. Напарник замечает рану на моей руке и не говорит ни слова, и так все ясно.

Очередная дверь, он скрывается за ней. Вой, удары, я забегаю в другую комнату – навстречу бросаются три перевертня.

Через полминуты встречаемся с побледневшим напарником в коридоре. На мой кивок показывает выставленный вверх палец.

– Ударился о шкаф, не рассчитал силы. Всё в порядке!

Ещё десять минут и должна прибыть доблестная милиция.

Десять минут – так мало для прощания.

Мы поднимаемся в комнату, где испуганно хлопает глазенками завернувшаяся в одеяло блондинка. Так и не снимает мокрое полотенце со рта, чувствует запах почти выветрившегося газа.

– Жива-здорова? – спрашивает напарник.

– Да, – дрожащим голоском чирикает блондинка. – Дяденьки, а что это было?

– Не до разговоров, красавица! – рявкаю я, она испуганно сжалась, приходится смягчить тон, и так натерпелась. – Собирайся, и бегом со своим спасителем на волю.

– Ты знаешь, что я не смогу, – говорит напарник, когда мы отворачиваемся от одевающейся девушки.

– Знаю, поэтому сделаю все сам. Оставь пластины, последняя граната будет моей, – я достаю из грудных карманов пластинки меди.

Охотники, которых укусили оборотни, обязаны умереть – первый закон выживания нашего клана.

Охотники, ставшие оборотнями, превышают всех в силе, коварстве, но не могут сохранить разум – убивают направо и налево. Хотя происходили случаи, что укушенные вставали на сторону перевертней, каким-то образом сохраняя память. Но это ещё страшнее. Охотник-оборотень всегда уничтожает потенциальную угрозу – других охотников…

Мы с напарником всегда знали – на что шли. Вот и сейчас он только грустно вздыхает, вытаскивает все имеющиеся запасы меди.

– Дяденьки, я готова! – амазонка сверкает прорехами на одежде, но за неимением лучшего и так сойдет.

Юбка чуть выше колен, футболка обтягивает задорную грудь, легкие сандалии. Само совершенство в каждой черточке. Просто мечта любого мужчины, не удивительно, что оборотень положил на нее глаз.

– Прощай, Владимир! – я распахиваю объятия другу и товарищу, с которым так много пережили вместе.

– Прощай, Александр! Если родится мальчишка – назову твоим именем! – родной человек крепко обнимает в ответ.

По невидимому телу скользят мурашки…

Серые глаза предательски блестят, никогда не видел у твердохарактерного брата слез, но тут капля влаги скользит по испачканной щеке.

– Держи подарок! Потом пугать детей будешь! – я сдергиваю с головы манекена и подкидываю в воздух резиновую маску.

Лицо скуластого мужчины с мышиным цветом волос полетело по направлению к отцу.