Алексей Калинин - Война кланов. Охотник 2 [litres самиздат]

На возвышении холма стоит кряжистый дом, широкий по периметру. Без различных украшений, резных наличников, дом с первого взгляда радует своей простотой и практичностью. Потемневшие здоровые бревна, массивное крыльцо, окна как бойницы, на крыше замшелая дранка – угрюмый, мрачный, настоящий дом воина. На крылечке столярничает сухонький старичок в валенках и кацавейке. Из рукавов серой суконной рубашки выглядывают морщинистые руки. Кучка желтых стружек копится на половых досках.

– Здорово, батяня! – радостно орет подполковник.

– Встречай дорогих гостей! – в тон ему вторит Иваныч.

– Идите на хрен, раздолбаи! – не отрываясь от своего дела, огрызается старичок.

Я прыскают от неожиданности, ребята-проводники тоже улыбаются, пока не натыкаются на взгляды взрослых берендеев.

– Вот жду не дождусь, когда то же самое скажу своим подопечным! – хмыкает Иваныч. – Батя, не дело это – встречать сыновей теми же словами, какими прощались.

Я не выдерживаю и хохочу над попыткой грозных берендеев сохранить лицо перед молодыми. Старичок хитро смотрит на меня из-под кустистых черных с проседью бровей и обрушивает праведный гнев на мою бедовую головушку.

– Чего ржешь-то, щенок? Али поводов для счастья много? Ты посередь берендеев, и энто уже причина вести себя смирно и не гоготать аки коняка заморская, зеброй именуемая. Цыть! – и строгий старичок оглаживает небольшую седую бородку.

– Он с нами, батя, это последняя кровь! – обиженным шмелем гудит подполковник. – Вот уж не ждал, что так шикарно встретишь, после стольких-то лет.

– И тебе цыть, Серега! Совсем разбаловались в своих городах, забыли, как нужжо ходить по тайге! За пять верст вас слышно, лоси баламутные! Что моих сорванцов поучили, за то спасибо, – старичок кивает на шишку белобрысого, – а вот что науку мою так быстро забыли, за то и браню вас, окаянные.

– За неделю вспомним все, батя! – обещает Иваныч, почесывая макушку. – Мы же к тебе не на один день выбрались…

– Ладноть, олухи, идите сюды, обойму вас, что ли! – Сидорыч скидывает напускную суровость и распахивает объятия. – Вона пузяки-то какие наели, и трех обхватов не хватит.

– Да это у Михайлы, я-то себя в порядке держу! – тут же вкладывает своего побратима Сергей.

– Ага, глянь какую харю наел, всю десантуру объедает на корню, – не остается в долгу Иваныч. – А что про меня – так у хорошего хозяина конь под навесом должен стоять!

После крепких мужских объятий берендеи отправляются в дом. Я двигаюсь следом, но сухая ладонь старика упирается в грудь.

– Я тебя не приглашал, охотник! Подожди на улице, с моими ребятами поиграйся. Коль вы не пускаете оборотней в дом, так и оборотни ответно откажут вам во входе, – и ладонь легко толкает назад.

– Ну, батя! – просящим тоном гудит Иваныч.

– Я никогда не повторяю дважды, бушь возникать – останешься с ним на улице, да брата твово за компанию выгоню и слухать никого не буду. Выбирай, Мишенько! – говорит старик.

Иваныч виновато разводит руками, мол, извини, сам видишь и идет за вошедшим подполковником вовнутрь. За стариком глухо хлопает тяжелая дверь. Я остаюсь наедине с молодыми берендеями.

– Ты и взаправду охотник? – тут же спрашивает меня белобрысый.

– Вроде как да, – вздыхаю я.

– И чё – много берендеев положил? – черноволосый освобождается от сумы.

– Ни одного, – честно признаюсь я. – Пока только перевертни попадались под горячую руку.

– А может, покажешь пару приемов? – белобрысый тоже скидывает парашют.

Знакомая история – покажи пару приемов, чтобы потом против них выработать защиту. Уже было, уже знаем.

– Нет, ребята, вдруг встретимся по разные стороны, а вы мои приемы знать будете. Не, так не пойдет. Вот же блин!

Я еле уворачиваюсь от летящего кулака.

Белобрысый добавляет с другой стороны. Я тоже уклоняюсь. Без блокировки, изгибаясь одним телом.

– Все равно покажешь! – криво усмехается черноволосый, прыгает вперед и неожиданно приседает.

Из-за согнутой спины выпрыгивает белобрысый, словно играя в чехарду, парень перелетает через присевшего берульку и пытается в ударе соединить расставленные ноги. Я резко приседаю, и сапоги клацают каблуками над головой. Слегка дергаю за вытянутые ноги и тут же откатываюсь в сторону.

Рядом с левым боком в землю бьет нога второго бойца, белобрысый же падает спиной на твердую землю. Я кручусь на спине как в брейк-дансе и подсечкой укладываю черноволосого рядом с напарником. Тут же вскакиваю в стойку.

– Круто! – восхищенно говорит поднимающийся черноволосый. – Но мы это знаем, покажи что-нибудь необычное.

Из окна вылетает вращающийся колун и втыкается в землю у ног белобрысого.

– Генка! Володька! Дурь некуда девать? Вона дрова неколотые лежат, чтобы до обеда были в поленницу уложены! – в открытом окне мелькает белая бородка.

– Да там же работы на два дня! Наставник, может мы отдохнем сперва, а то пока гостям костер держали, пока дорогу показывали… Утомились мочи нет! А ещё и шишка ноет нестерпимо, как бы сотрясения мозга не было! – ноет белобрысый Генка.

– Тама у тебя трястись-то нечему, так шо будь покоен! А я сказал до обеда, значит до обеда, когда закончите, тогда обед и поспеет! – морщинистая рука захлопывает окно.

– Поможешь? – с надеждой спрашивает Володька.

– Отчего бы и нет, только я колоть не буду, а укладывать – пожалуйста. Почему не буду? Потому что печку вашу не видел и размеров, соответственно, не знаю. А у вас и рука набита, да и лицо тоже, – я подмигиваю Генке.

– Ох, и шутник, – отвечает белобрысый. – Похоже, что тебе одному никогда не скучно, сам сказал – сам посмеялся. Ладно, и на этом спасибо.

Холм из накиданных чурбаков оставляет желать лучшего, но раз надо, значит надо. Ребята слаженно берутся за дело, я едва успеваю подхватывать брошенные поленья и укладывать в ровные поленницы. Три пота сошло, прежде чем последний чурбан распадается под мощным ударом. Из уложенных поленьев можно сложить небольшой дом – на зиму должно хватить.

– Ребят, как вы тут зимой выживаете? Очень холодно? – я стряхиваю щепки с одежды.

– Так зимой мы в спячку впадаем, до весны храпим, а там уже и лето наступает! – хохмит Генка. – Шутка, нормальные тут зимы, лишь волки порой достают своим воем, спать мешают.

– Ага, и по двору ночами шастают, приходится по носам стучать, чтобы неповадно было, – в тон ему прыскает Володя.

На крыльце возникает ушедшая троица, похоже, что берендеи успели о чем-то договориться. Улыбка на лице подполковника не предвещает ничего хорошего.

– Робята, мы выдвигаемся! Старшим остается Сергей Анатольич. Успели с ним близко познакомиться, так шо методы учебы знаете. Если по возвращению найду вас поломанными, то буду знать, шо это лишь ваша вина! – старик хлопает по мощной спине подполковника.