Алексей Калинин - Война кланов. Охотник 2 [litres самиздат]

Романтика!

Звуки сзади заглушаются. Слышится моё дыхание и шорох земли, в уши гулко ухают удары сердца. Струйки земли за шиворот, труха в лицо, паутина на ресницах. Словно я вернулся в детство, в то солнечное утро, когда…

Нора заканчивается. Небольшая пещерка, где сидеть можно только согнувшись в три погибели. Лаза в потолке нет, но есть уходящее влево отверстие, в него-то и виднеется далекий свет. В пещерке пусто, лишь пара крысиных черепов и несколько косточек.

Пошутили! Шутники, блин! Эх, я сейчас и вылезу, эх, я сейчас и выскажу! Как же так можно? У меня тетя при смерти, непонятно, что случилось с девушкой, а им лишь бы развлекаться!

Когда я поворачиваюсь к выходу, то рукой натыкаюсь на незаметное углубление в стене. Закиданное землей – не сразу и увидишь, а в темноте и подавно!

Из-под земли показывается полуистлевшая ткань холщевины. Корни сосны успевают прошить её насквозь, приходится выдирать твердые щупальца, чтобы достать мешок, не повредив находящегося внутри арбалета. Ткань цепляется за растущий корешок, но я упираюсь сильнее и дергаю. С треском рвущейся ткани мешок освобождается из деревянных оков. В лицо дождем летят мелкие камушки, остатки корешков и черная земля.

Что-то твердое скрывается под грязной тканью. Я ползу обратно. В детстве меня вытащили, а тут приходится лезть назад самому, но уж лучше вылезти самому, чем при помощи перевертня. Подобные мысли проносятся до тех пор, пока я не вылезаю наружу, вытолкнув вперед мешок.

Тут же следует комментарий с другого берега, но у меня нет никакого желания отвечать колкостью, поэтому возглас остается без внимания. Я поднимаюсь с земли и разворачиваю полуистлевшую ткань.

На солнечный свет показывается коричневое ложе арбалета, отделенные черные плечи из неизвестного металла, винтовочный приклад в непонятных рунах. Медные вставки позеленели от времени, тетива аккуратно обмотана вокруг плеча. Красивое, мощное оружие внушает спокойствие и уверенность.

На улице с таким не походишь, сразу же возникнут вопросы у представителей власти: мол, где взял, да есть ли там ещё такие? Я прикладываю приклад к плечу, на ложе видны черные прорези, скорее всего крепления для оптического прицела.

Тот самый арбалет, что я видел в том загадочном видении, когда меня вырубили после танцев! Мужчина, перевертень, берендей… и взгляд глазами ворона…

Удобный, не тяжелый, хотя и массивный на вид, арбалет как влитой лежит в руках. Куча скрытых тайничков в прикладе отзываются на прикосновения. Сила, ярость, мщение – три слова возникаю при взгляде на это прекрасное оружие. Даже запачканный и зацветший арбалет внушает уважение.

Убить! Уничтожить!

Четвертое задание выполнено

Получен артефакт Убийца Оборотней

Достигнуты максимальные показатели по скорости, реакции, выносливости

Получено пятое задание:

Убить предводителя перевертней

Я прогоняю прочь это текстовое сообщение. Пятое задание… вряд ли оно самое легкое…

Руки дрожат, но я списываю на усталость. Действительно, столько всего случилось, что поневоле остановишься на отдых, но нельзя расслабляться. Образ серого перевертня с белым пятном на лбу заставляет крепче ухватиться за арбалет.

Берендеи на другой стороне реки молчат, понимают, что сейчас охотник общается со старым орудием клана. Возможно, из него стреляли по берендеям, но как-то неловко об этом спрашивать у двух помогающих оборотней. Какой-то подленькой издевкой попахивает сам вопрос – «простите, а не убивали из него кого-нибудь из вашего племени?»

Я вновь накидываю холщовую ткань на оружие и бросаюсь в леденящую воду, распугивая рыб босыми ступнями. Как только ступаю на берег, сбросив оцепенение с окоченевших ног, так где-то в бескрайней тайге прокатывается отголосок волчьего воя.

– Выдвигаемся! – отрезает Сидорыч, быстро кинув взгляд в сторону воя. – Бежать надо быстрее, чем раньше, так что запасайтесь воздухом.

– Эх, такая рыбалка сорвалась! – бурчит Иваныч. – Жаль, но что ж поделать, надо охотничка выручать!

Пять рыбин слабо трепыхаются на берегу, когда берендей пускает импровизированную острогу по течению. Иваныч заворачивает рыбу в промасленный пакет и засовывает в рюкзак. В мой. Где и так лежит остальная снедь, с легкой руки берендеев сваленная на многострадальные плечи.

– Что-то случилось? – я решаю прикинуться дурачком, пока надеваю берцы.

– Покуда ничего, но с этой минуты ты стал для перевертней самым опасным, и охота за маленьким охотничком открылась нешуточная. На моей памяти ни разу не было, чтобы Дикая охота промахнулась со своей жертвой. Экий же ты неловкий, – Сидорыч подхватывает падающий арбалет и тут же отдергивает руки. – Вот же блин, забыл, как жжется заговоренная медяха! Аккуратней с ним, охотник. Неси его как яйца.

– Как свои! – уточняет Иваныч.

– Благодарю за помощь, теперь бы узнать в кого стрелять! – я вопросительно смотрю в глаза старика.

Тот хмыкает и поводит плечами, словно стряхивая с плеч накинутую куртку. Я привязываю оружие к телу, плечи арбалета ложатся вровень с моими. Ложе прикладывается к позвоночному столбу. Как во сне про охотника и оборотней. Также поднимается рукоятка над плечами.

– Придет время – узнаешь. Да и много-то не напуляешься, в прикладе осталась всего одна стрела. Других-то стрел никогда и не было, – старик кивает на прикрепленный к спине арбалет.

– Хорошо. Я готов! – я прыгаю на месте, для проверки.

– Бежим также след в след. Михайло, не отставай! – старичок рвется с места в карьер.

Снова начинается гонка, но на этот раз она идет быстрее. Я подтягиваю каждое утро поясной ремень, а в последний день и вовсе проворачиваю новую дырку – так много веса сбросил за это время. Щеки Иваныча тоже впадают, но глаза сияют тем же непримиримым и яростным светом. Сидорыч бежит, абсолютно не напрягаясь, словно семижильный, уплетает с аппетитом, когда мы почти падаем на землю от усталости.

– Старая закалка! – с уважением отмечает Иваныч.

– Чистые продукты, свежий воздух и ежедневные обливания холодной водой! – отвечает ему Сидорыч. – Энто вы в своих городах обленились. В магазины за едой неспешно ходите да на машинах ездите, а у нас за пищей бегать приходится. Вот разница нашего здоровья и сказывается.

Я в большинстве случаев молчу, гадаю – в кого же выпустить заговоренную стрелу: По всем признакам более всего подходит Голубев, но могу и ошибаться. Я давно не видел следователя и не могу точно сказать – перевертень или всего лишь «мент», рьяно исполняющий свой долг.

На подходе к дому нас встречает зычный командирский рев, его слышно издалека. Улыбающийся старик оглядывается на нас.