Валерий Сабитов - Ард Айлийюн

— На самом деле Регину зовут Мареной Кирбитьевной. Любят они выдумывать себе имена. Но им старые лучше подходят. А мне — новое, — сказал Анкур, — Я бы хотел как вы, без рангов и званий.

Сандр услышал желание Нура. Вывести с Острова мальчика не проблема. Но что потом?

Между тем Регина-Марена оглаживала тяжелое платье из расшитой парчи, украшенное непомерным количеством цветных камней и золотых украшений. Сандр смотрел и уже не удивлялся. Довольная собой больная женщина. Дряблый тяжелый живот, обвисшие груди, гниющие внутренние органы, мутная кровь… Чтобы стать людьми, как они себя называют, надо перемениться внутри. Там, где сердце и сознание. Но они не захотят. «Красавица» Ата — почти такая же. У обеих на лицах столько всякой краски… Нельзя такое племя держать в Арде Ману. Зараза уже пошла… Обратно зараженных не вернуть, и потому…

Сандр размышлял; губернатор, пропустив еще стакан, говорил:

— Да, у нас мало женщин. Пока… А женщины — опора Империи! И мы рассчитываем на ваших… На айлийянок… Так и укажем в Договоре. Они среди нас окрепнут, поздоровеют. Империи нужны мощь, мастеровитость, плодовитость. Вот, такие вот крепкие бабы да мужики с оружием. Эльфы да ангелы нам ни к чему. Ты согласен, командир Сандр?

Огонь пира понемногу разгорался. Лица наливались кровью, глаза светились голодной жадностью, руки тянулись к стаканам и кускам мяса. И каждый старался сказать приятное губернатору и осудить не вкушающих хлеб гостеприимства айлов.

А где-то рядом готовился Договор.

— Я не вижу детей, — сказал Глафий, — Ты один, Анкур?

Анкур погрустнел.

— Не совсем так, Глафий. Есть еще трое маленьких лет по пяти. Но они не растут и не взрослеют. И ничего не соображают. Император планирует брать детей с материка. На воспитание. Но дети оттуда сюда не идут. Сбегают.

Пир перешел в новую стадию. Говорили все разом, каждый произносил свой тост, выпивал очередной стакан. На столе воцарился беспорядок, подобный внешнему островному. Не хватало собак, мышей, крыс, змей и мух. И морского кота для веселья.

Главный оружейник, генерал рангом, очень толстый и могучий голосом, по имени Панкрат, пытался завладеть внимание Нура.

— Слышь, айл… Я слышал, у вас реки текут разные. Одна, — молоко в кисельных берегах, другая — наоборот. А третья — вином наполненная. Первые две мы вам оставим. А третья будет нашей. Надо и этот пункт включить в Договор. Мы научим вас нормально говорить. Чтоб без лишних слов! А то распелись! Петь будете по праздникам. Праздники мы назначим.

Длинный и единственный здесь худой, отвечающий за идеологию и культуру по имени Джон, отличался еще и одеждой. Костюм скроен из государственного флага, такой же расцветки цилиндр на голове. Из тех, кому «корм не в коня и не в жилу», как заметил Анкур. Но ест и пьет не меньше других. Речь оружейника ему не понравилась. И он возразил:

— Стоп, генерал! Ты не сильно разошелся? Проход совершается техникой Западной Федерации. Ваши там только горы. Ард Ману достанется нам. А вам, — другой материк. Здесь мы по-своему распорядимся, демократично.

Главный оружейник покраснел, но ничего не возразил.

Опрокинув стаканчик, Джон поджал одну ногу под себя так, что колено уперлось в подбородок, и обратился к Джахару:

— Ты Джахар, да? Джахар, у вас много алмазов, самоцветиков всяких. Я желаю ваши месторождения в концессию. Лет на сто…

Джахар дипломатично улыбнулся, настороженно посматривая на бездействующих музыкантов.

— А ты планируешь прожить сто лет?

— При такой закуске — легко! — заверил его Джон.

К Арри привязалась Дарья, гражданская подруга Назара, официальных жен жрецу не полагалось.

— У вас дикая жизнь, айлы. Мужики из вас — никакие. Не пьете, сидите как монахи-отшельники. Неинтересно живете. Но Империя внедрит в вас культурку. Городов понастроим, чтоб побольше приличных притонов. Для всех чтоб хватило. Посидеть вот так, душевно, а потом по койкам разбежаться… Ты понимаешь меня?

Арри с трудом удерживался в рамках «протокола».

— Планета наша, по имени Ила-Аджала, не примет вас. Не будет городов с притонами и койками. Сандр, сколько нам еще терпеть?!

Сандр успокаивающе качнул головой. А Дарья, возбужденная ревниво-похотливым взглядом жреца, продолжила атаковать Арри.

— Ила-Аджала? Называйте как хотите. По любому она всего лишь изнанка Земли. Нашей Земли. Вы в физике совсем не соображаете. Планета Земля существует во многих измерениях. Наше измерение — основное. А ваше — дополнительное.

Внезапно протрезвевший губернатор обратился к Нуру. Речь его казалась осмысленной. Но Нур понимал, что слова могли рождаться и в ином, внешнем сознании.

— Вы, айлы, живете, будто играете… Но разве вы дети?

Нур пошевелил губами, на миг прижмурился. Интересно, с кем беседа?

— А разве жизнь не игра? Если хорошенько изучить правила этой игры и следовать им, то она может стать приятной и обеспечить хорошее будущее. И уйдут ложные цели.

В беседу за Нуром включился Сандр. А вдруг проявится стоящий за колонистами из Империи?

— Порфирий… Там, откуда вы… Там игра стала опасной. Вы потеряли знание? Отказались от правил?

— Неважно, — трезво и твердо сказал губернатор, — Наш закон выше вашего. Мы — правители по происхождению и предназначению. Мы сами устанавливаем правила игры. И меняем их когда надо.

Тут застолье вошло в экстаз, и беседа прервалась. Трио музыкантов обозначило ритм, народ вышел из-за стола и принялся яростно топать ногами, сопровождая пляс короткими рифмованными предложениями вне смысловой связи. Стол задрожал, посуда зазвенела, светильники на стенах заколебались.

Джахар, продолжая зажимать уши, забеспокоился:

— А потолок не рухнет? Дворец немалый. Выбираться непросто.

Успокоил Анкур:

— Не рухнет. Они строят с расчетом на войну. На прямое попадание, говорил Панкрат. Они тут и посильнее топали. И ничего.

— Ну если так, посидим еще, — сказал Глафий и обратился к Джахару, — Как тебе имперское творчество? Музычка? Слова какие поют, слышишь? Притоп, прихлоп, припляс… Да еще и звучащее слово. Очень колоритно!

Джахар вымученно, через силу улыбнулся:

— Рад, что тебе нравится. Вслушайся в тембр звуков. Это самое главное, — тембр. Нет в нем Радуги! Серость, одноцветность… Никаких обертонов, ничего такого… А слова их меня не интересуют. Они сами не знают, что говорят.

Глафий спросил Анкура:

— Для чего они так? Ведь с такими животами, да по край набитыми мертвечиной, — тяжкий труд! Еще и слова какие-то извлекать… Наверное, они правы, называя себя героями.

Анкур отвечал очень серьезно:

— Они так снимают напряжение. И где они его берут? А кричат сейчас о том, что они самые красивые. И что Калинов мост лучше Радуги. О том, что вы светитесь как духи бесплотные. А по-человечески не можете ни выпить, ни закусить. А вы правда ничего не едите и не пьете?