Светлана Багдерина - И стали они жить-поживать

— Если бы мое — я бы отравил его этим мясом, и минуты не думал!.. — сердито отозвался первый голос. — Говорил же я вам! Предупреждал!.. А теперь ищи ветра в поле: улетел, упырь, и над тобой посмеивается! Была бы здесь моя воля, я бы его…

— А всё потому, что борода у тебя долгая, а ум — короткий, боярин Никодим!..

Нет.

Похоже, они продолжали начатую ранее ссору.

И ссорятся они на предмет Змея.

Неужели они его покормили и отпустили?

Они что, идиоты?

Или я что-то не так понял, или одно из двух…

— …Стратегически надо мыслить, боярин, стратегически! И когда городскую стену песком укрепляешь, и когда с живой скотиной дело имеешь!

— Чего вы все ко мне с этой стеной пристали! Специально я, что ли, там делов натворил?!.. Мне подрядчик честное слово давал, что если сэкономит чуток, то на качестве это не отразится!..

— А ты и рад был поверить? — усмехнулся второй. — Простота, боярин Никодим, она хуже воровства…

— Ах, это, значит, я простак?!.. Или вор?!.. Сам ты дурень неученый!.. Шарлатан!.. Князь… от кочерги… выискался!..

Ага… Ссорятся Никодим Труворович и треклятый выскочка-истопник…

А вот это уже интереснее.

— А ты мне в нос кочергой-то не тыкай, боярин Никодим, не тыкай! Я сам знаю, что князь из меня — как из тебя истопник, да только титул-то он дается, а мозги-то да сердце — как уж есть!

— Это что ты хочешь сказать, что у меня мозгов нет?!..

— Может, и есть. Вскрытие покажет. Да только это истопник может мозгами теми про свое брюхо думать. А князь — человек государственный. Он и думать должен ширше, чем полотер или посудомойка! А ты дальше своего кошелька да родословной и не зришь!

Допытываться у Митрохи, есть ли у него, Никодима, по мнению того, сердце, боярин не стал. То ли такой вопрос ему в голову просто не пришел, то ли знал, какой его ожидает ответ. И продолжил:

— А у тебя-то самого шибко много тех мозгов, можно подумать! Книжек ученых начитался, пыль в глаза словечками нелукоморскими царю-батюшке пускаешь, и думаешь, все на тебя молиться готовы! Да ты сам-то что для обороны сделал, а? Да если бы не тот колдун, мы бы с тобой здесь сейчас не говорили! В первый же день Костей сюда бы пришел! А со дня на день подмога из Лесогорья прискачет — и опять твоя заслуга, скажешь? А что Змей Костея бросил и сбежал, тоже ты постарался? Да тебе просто везет!..

— Везет тому, кто везет, как сказал однажды фельдмаршал Блицкригер… — сухо усмехнулся Граненыч, и полы его шубы зашуршали: кажется, он поклонился.

— …Некогда мне тут с тобой разговоры разговаривать, боярин Никодим, — суровым голосом произнес он. — Это тебе ведь заняться нечем, так ты ходишь туда-сюда, да в собственной желчи варишься. А меня дела ждут государственные.

— Мужлан!.. Хам!.. Выскочка!.. — Труворович едва не сыпал искрами от ярости.

— Пустой ты человек, Никодим, — грустно приговорил Митроха, повернулся и ушел.

Боярин Никодим, предательски оставленный противником в одиночестве — вариться по его, противника, выражению в собственной желчи, подпрыгнул несколько раз, прорычал свирепо что-то невразумительное и едва ли не бегом бросился с места ссоры.

Букаха сморгнул вытаращенными глазами, вдохнул-выдохнул и дрожащей от волнения рукой полез в карман за бумагой и огрызком карандаша.

Пока подслушивал, он даже забыл мерзнуть.

Через десять минут маленькая черная тень выпорхнула из воеводиного укрытия и смешалась с ночью.

Теперь можно было и выбираться.

Лазутчик боязливо прильнул к щелке, но на улице так стемнело, что если бы даже кто-то стоял у самых бочек, увидеть его не представлялось бы возможным никак.

Вздохнув еще раз и придя к выводу, что оно и к лучшему, изменник осторожно, боком-боком, покинул свое убежище, перелез через кучу так и не убранных никем корзин из-под скормленного Змею мяса и был сбит с ног кем-то огромным и сердитым.

— Чего на дороге развалился, смерд? — рявкнул на поверженного лазутчика голос Никодима.

Недавняя ссора с князем Грановитым ни хороших манер, ни хорошего настроения Труворовичу не прибавила.

— От смерда слышу!.. — вырвалось против ожидания и воли у неудачливого воеводы, у которого были свои смягчающие обстоятельства в виде понижения температуры, страха разоблачения и пустого желудка.

— Чего-о-о?! — опешил Никодим.

Букаха мысленно ойкнул и прикрыл рот обеими ладонями, но было поздно.

— Кто это? — подозрительно поинтересовался боярин, пытаясь рассмотреть в кромешной тьме заднего двора, кого это он уронил сгоряча.

Поверженный диссидент замычал, вставая и оскальзываясь на скользких камнях мостовой…

— Стой!.. — воскликнул вдруг Труворович. — Не может быть!.. Букаха!!!..

— Да… нет… оставь меня… — начал было выворачиваться из скользкой ситуации злосчастный диссидент, но вдруг в голову ему пришла светлая мысль.

Его величество Костей был бы им доволен!..

— Букаха?.. — недоверчиво повторил Никодим и вытянул шею, словно от этого в темноте стало бы лучше видно. — Что ты тут делаешь? Разве тебе не приказали?..

— Ха! Приказали! — голос перебежчика звучал теперь презрительно и гордо. — Кто мне может приказать? Это ходячее недоразумение в лукоморской короне — Симеон?..

— Да как ты смеешь!.. — зарычал на него боярин, но Букаху понесло.

— Я теперь плевать хотел на вашего дурацкого царька — теперь я служу другому хозяину — справедливому, могучему, не забывающему своих верных друзей! Не сегодня, так завтра он сотрет в пыль ваши глупые стены — не без твоей помощи, Никодим! — и тогда те, кто сражался против него, не будут знать пощады! И участь их будет решать ни кто иной, как твой покорный слуга! Он обещал вознаградить меня за мою службу любым титулом, каким пожелаю! Захочу царскую корону — она моя!..

— А как же он сам?.. — недоверчиво полюбопытствовал Никодим.

— Сам он, с его-то величием и мощью, будет править миром. Зачем ему размениваться на какую-то захудалую державку!

— А ты, стало быть, снизошел и разменяться? — нехорошо усмехнулся Никодим.

— Да, — коротко ответил Букаха. — И пока есть время, ты тоже можешь избегнуть ужасного удела, заготовленного на долю врагов моего хозяина. Помогай мне — и его величество вознаградить тебя по-царски!

— А я подумал, царем будешь ты, — саркастически пробасил Труворович.

— И я тебя тоже не забуду, — ничтоже сумняшеся, расщедрился диссидент.

— Значит, ты мне предлагаешь за чины и деньги бросить Симеона и служить твоему Костею? — ровным голосом уточнил боярин.

— Совершенно точно! — обрадовался такой понятливости Букаха. — А еще мы с его величеством подарим тебе этого выскочку истопника. Хочешь — его самого, хочешь — его голову. Ты же желаешь с ним поквитаться, а, Никодим?