Светлана Багдерина - И стали они жить-поживать

— Сержант Брысь. Я и моя беда схватили беглую царицу Елену Прекрасную и ее служанку, как приказал его величество царь Костей, и доставили их сюда для размещения в ее старых покоях до особых распоряжений.

— Схватили, значит, всё-таки… — Сабан поправил толстым пальцем на не менее толстой переносице очки в круглой позолоченной оправе и боком, словно перекормленный краб неизвестной породы [207] Которому, к тому же, все панцири оказались безнадежно малы, и поэтому его пришлось наспех замотать в отрез дешевого колючего сукна. , обошел беду, ее командира и ее пленников.

— Хм-хм-хм… Это действительно она… — негромко, будто беседуя сам с собой [208] Где еще в такое время и в таком месте с достойным человеком пообщаться? , пробормотал Сабан.

— Естественно, — ледяным тоном процедил сержант.

— …Я помню её… — тут колдун предусмотрительно, на всякий случай, пропустил напрашивающийся на язык эпитет, — …физиономию… словно мы расстались вчера… Ах, Елена, Елена, твое неразумное, легкомысленное, недальновидное величество, какую же ошибку ты совершила, решив, что сможешь провести нашего многомудрого, предусмотрительного, и просто великого во всех отношениях правителя царя Костея… Как ты об этом еще пожалеешь… Как будешь страдать и каяться…

— Кончай трепаться, — грубо, почти с ненавистью, оборвал его излияния сержант. — Дай нам пройти.

— Придержи язык, дуболом, — брезгливо поморщился Сабан, но болтать перестал. — Завтра утром я прикажу отправить гонца в расположение войск его величества с радостной вестью.

Сержант замер.

— На ковре? — настороженно оглянувшись, поинтересовался он.

— На пододеяльнике, — мстительно огрызнулся колдун и вдруг зашелся, заколыхался веселым хохотом оттого, что смог уесть противного солдафона, вообразившего о себе, как и все его собратья, впрочем, невесть что на ровном месте.

— Трепаться кончай, — раздраженно рявкнул сержант, хоть и не так злобно, как в предыдущий раз.

Скорее, рассеянно.

Но великий маг, великолепный Сабан, приписал отступление пристыженного противника исключительно своим заслугам, и снисходительно смягчился.

— Веди их, куда велено. Но караульных на двери я тебе не дам: у меня весь гарнизон — пятьдесят человек, и им не до этой дуры.

— Своих хватает, — яростно сверкнув глазами, прорычал сержант, закашлялся, а, может, прошипел "сам дурак", выхватил из несопротивляющихся рук колдуна факел и отдал приказ:

— Беда! К месту заключения ее величества шагом марш!

Ни слова не говоря, умруны сомкнули шеренги вокруг пленниц и гулкой мерной поступью двинулись к башне Царица.

Сабан заложил коротенькие пухленькие ручки за спину и довольно прищурился им вслед: завтра утром к царю вылетит гонец с сообщением о живейшем участии его, второго помощника первого советника, в долгожданной поимке сбежавшей невесты. А хам-сержант долго еще будет месить дорожную грязь, подставлять свою тупую башку под чужой меч, служить со своими громилами в каждой бочке затычкой и ждать продвижения.

Он еще покается, что посмел разговаривать таким тоном с самим вторым помощником первого советника! Что, безусловно, лишний раз доказывает, что мозгов у него не больше, чем у его умрунов.

Умрунов, умрунов, умрунов…

Хм-хм-хм…

Что-то с ними было не так, с этими умрунами…

Да нет, они были самые настоящие умруны, умрунов он, что ли, никогда не видел, но эти… Чего-то у них не хватало, что ли?..

Чего-то, что было у всех остальных, когда-либо виденных им Костеевых гвардейцев, что примелькалось настолько, что стало просто незаметным, но теперь, когда его, этого, не стало, то словно…

Сабан, которому не терпелось поскорей заняться составлением победной реляции государю, поморщился, фыркнул, сплюнул на мостовую: вот была охота загружать себя подобной ерундой!.. Этот нелепый сержант, его болваны-громилы… какое ему до них до всех дело? Ведь уже через несколько дней он будет обласкан и знаменит, и его участи позавидует черной завистью любой чародей в услужении великого царя! И, кто знает, хотя такое, конечно, никто не загадывает наперед и не думает об этом, но, повторяю, кто знает: может, когда-нибудь, в далеком или недалеком будущем, когда пост первого советника его величества освободится…

Но что же с ними всё-таки было не так?..

Выбивая подкованными подошвами сапог четкий, как ход хронометра, ритм, беда во главе с Иванушкой домаршировала до места полуторанедельного заключения Серафимы — башни Царица — и Кондратий любезно открыл перед дамами дверь, пропуская их, а потом и всех остальных внутрь.

Не произнося ни слова, отряд дошел до бывших покоев царевны и быстро втянулся вовнутрь.

— Ф-фу… — выдохнул нервно Иван и утер пот со лба. — Кажется, прорвались… За нами никто не шел?

— Никак нет, — так же шепотом доложил Никанор, заходивший последним. — Теперь, когда царя нет, кроме караула на воротах других постов нет тоже.

— А у Проклятой башни?

— В нее невозможно попасть и без охраны, — напомнил Лука.

— Поэтому переходим к следующей части нашего плана, — радостно потирая руки в предвкушении возможности насолить неудавшемуся претенденту на ее руку и сердце, напомнила Серафима. — Кузьма и Терентий?

— Готовы, — торжественно кивнули умруны, по-строевому развернулись и на цыпочках выскользнули из комнаты.

— Когда они принесут ковер гонца — кстати, нам страшно повезло, что он здесь, ведь на этом всё и держалось, — обратилась к оставшимся Серафима, — мы тоже должны быть готовы. Факел оставляем здесь. Находка, ты у нас сегодня девушка — путеводная звезда…

Октябришна непроизвольно хихикнула.

— …Поэтому — веди нас!

Ученица убыр подняла ладонь с голубым огоньком размером с апельсин и первая храбро шагнула к двери.

— Айдате, пошлите.

Иванушка в последний раз окинул ревнивым взором роскошно-безвкусную обстановку неуютных холодных покоев, в которых его дражайшая половина провела пленницей полторы недели в окружении полулюдей и просто нелюдей, непроизвольно нахмурился, стиснул зубы, чувствуя, что еще немного — и он будет способен проломить стену голыми руками, без применения холодного оружия меча, и решительно двинулся к выходу.

Отряд последовал за ним.

Давно позаброшенное северо-западное крыло, теперь еще и изуродованное ремонтом [209] Точнее, той его стадией, которая определялась формулой "разрушим до основанья, а затем…". , соединяло башню Царица и Проклятую башню.

Вообще-то, человек, которому было больше нечем заняться, мог бы с легкостью пройти весь замок насквозь по периметру по любому из пяти этажей, попадая из башни в одно из крыльев, потом опять в очередную башню и так далее, если бы не одно, но существенное препятствие: в какую бы сторону он ни шел, путь его неизменно закончился бы, упершись в глухую зловещую [210] В смысле, еще более зловещую, чем вся остальная архитектура Костеевой резиденции. стену Проклятой башни. Вход (он же выход) в обитель грозного царя существовал только один: со двора, через дверь из вороненой стали, с застекленным окошечком размером с ладонь на высоте глаз, без замка, но с ручкой в форме государственно герба — оскалившегося человеческого черепа и тазовых костей.