Светлана Багдерина - И стали они жить-поживать

В других городах мира такие районы строились из картонных коробок, глинобитных, щетинящихся гнилой соломой кирпичей или случайных кусков дерева, связанных обрывками веревок.

В реестре заклинаний ВыШиМыШи под редакцией Криббля, Краббле и Круббле все еще числившееся, кстати, как "Превращение в ледяную фигуру".

Иван: "Неужели?.. Как это горько и обидно — провести столько лет в неволе, вернуться домой, вдохнуть родной воздух, узреть милые сердцу — у него же есть сердце? — скалы, и…" Дед Зимарь: "Просто так оставить его никак нельзя… А вот кто знает, как по правилам похоронить кучу щебня?" Агафон: "Интересно, если я попинаю его, это будет считаться оскорблением тела или попыткой реанимации?"

Чем утвердил чародея, который к этому времени одним прыжком оказался на Масдае и был готов отдать команду на взлет в любую секунду, в мысли о своей полной невменяемости.

Чтобы уставиться человеку во что-нибудь другое, ему пришлось бы лечь.

Универсальный научный принцип "Подальше положишь — поближе возьмешь" работал даже в такой глуши.

До руки он дотянуться не смог.

Конечно, если бы обыкновенные кошки были ростом в холке с человека, состояли бы из черно-коричневого кремня со слюдяными полосками на голове, спине и хвосте и имели бы изумрудные глаза, усы из золотой проволоки и вольфрамовые когти.

Что гостям будет удобно он и не рассчитывал, но долг гостеприимства требовал предоставить посетителям посадочные места.

Ибо ни о чем подобном Иванушка до сих пор слыхом не слыхал.

"Муху не прибьешь", как выразился однажды дед Зимарь.

"Вот к чему приводит незнание конъюнктуры рынка и отсутствие антимонопольного комитета", — автоматически заметил дедушка Туалатин, когда Конро дошел в своем повествовании до этого момента.

Честно говоря, первая мысль Агафона при этих словах и жесте Ивана была, что тот сейчас потребует немедленно вернуть неправедным путем приобретенные богатства или оплатить их стоимость пострадавшему заказчику.

Вернее, холодные, грязные и мокрые кисти.

То же самое, что и номер один, но при спрятанной шпаргалке.

Если быть точным, то именно по всей длине окружности, очерченной им несколькими секундами раньше театрально-небрежным взмахом рук.

Не в последнюю очередь из-за чувства самосохранения Агафона: если сейчас они имели дело с простым огнем, то неизвестно, с чем или с кем им пришлось бы столкнуться, если бы у него что-то не получилось. Или, наоборот, получилось.

Впрочем, ночь была промозглой и холодной, и лошадь особенно не возражала.

Собственной некомпетентности, дилетантства и профанации древнего искусства, сурово уточнили бы его профессора.

Не в беду — всего лишь в крошечную неприятность, само бы рассосалось, стал бы настаивать сам волшебник.

Естественно, он знал, что никто из собравшихся и не пошевелится, чтобы встать и посторониться, или хотя бы просто отскочить или отползти, но что за победоносное возвращение патруля с трофеями и добычей, если на него никто не обращает никакого внимания? А внимание с такими вступительными словами ему было гарантировано.

В месячный — если бы узнал, что этой книжке пришлось пережить на своем жизненном пути.

К счастью пленников, у него ничего не получалось.

Если не считать жестокой простуды, ночевки на земле, скрученных до посинения рук и грязной перчатки во рту.

В детстве, у приемного отца на мельнице он попробовал пару раз проехаться верхом на их пожилом, но разборчивом в седоках Сивке, и пришел к выводу, что он и кони не созданы друг для друга. Про обещанную же дедом Зимарем бешеную скачку по степи, да еще и без седел, он думал с ужасом и непониманием, за что ему выпали такие испытания в один день, и не оставит ли его лукоморец, если его хорошо попросить, прикрывать их отступление здесь, в лагере. По крайней мере, в этом случае его смерть будет не такой мучительной.

Вернее, конечно, на робкого, но очень разозленного событиями последних нескольких часов и доедаемого злорадной химерой вины.

Его придавила та же людская масса, что и остальных, плюс дед Зимарь и Иван.

Такие же послушные и сообразительные.

Как правило, потому что других мест упокоения своих кумиров восхищенные потомки найти не могут в связи с полным отсутствием такового.

Всего в магическом сообществе было три высших ученых степени: кандидат в доки, дока и магистр волшебных наук.

Находка ничего на этот раз не путает. Высшую Школу Магии Шантони студенты и некоторые легкомысленные преподаватели так и называли — ВыШиМыШи.

Вернее, до того места, где они были бы у нормального человека, тут же уточнила про себя Серафима.

Потому что неосторожно спрятаться им было больше негде, поляна с сабельником и кровохлебкой не в счет.

Серафима очень надеялась, что в их случае это только фигура речи и больное воображение.

По крайней мере, она надеялась, что ее гримаса могла обмануть хотя бы умруна и хотя бы в тумане.

Медведь — зверь большой, а холодильники тогда еще не придумали.

Эвкривия криптолистная, тут же подсказала Находка со ссылкой на шантоньских землепроходцев.

Серафима даже засомневалась в правильности своей теории происхождения слова "древогубец".

Возможно, не в последнюю очередь потому, что назвать ее самой вредной и мстительной у общественного мнения просто не хватало духу.

Надеюсь, читатель понимает, что когда Серафима говорит "приготовим ужин" и "приберемся", то она имеет в виду кого угодно, только не себя. Но не потому, что "не царское это дело", а просто из своего неизменного от времени, места и обстоятельств принципа: "если какое-то дело можно переложить на плечи другого, то человек просто обязан это сделать".

Сколько раз попадало ей от Ярославны за угнанную ступу — ни в сказке сказать, ни столбиком сосчитать!

Серафима изрядно сомневалась, что Макмыр можно было разозлить еще больше.