Марина Ефиминюк - Магические узы

− Он ослеп?

− Очень на это надеюсь, − изогнув брови, пробормотал Ратмир.

Неожиданно его горячие пальцы заправили мне за ухо прядь волос, и от легко прикос-новения я непроизвольно вздрогнула, как будто молния прошла от макушки до пяток.

− Не стоит ему сочувствовать, Птаха, − тихо посоветовал мужчина и, помолчав, добавил такие слова, от которых похолодело внутри: − им бы тебя не было жалко.

Я судорожно кивнула, шмыгнув носом.

− Пойдем, − Ратмир поднялся и помог встать мне. Мы пересекли огромный цех, напол-ненный пылью, светом и холодом, и горячая мужская рука, поддерживая, твердо сжимала мой локоть.

− Они ушли?

− Да, − ответил Ратмир, быстро глянув на меня из-под ресниц, − лаборатория в руинах…

Только сейчас, наконец, отвлекшись от собственных переживаний новоявленного убий-цы, я заметила, что каждый шаг дается моему спасителю, болезненно морщившемуся, с види-мым трудом, а костяшки на руке прилично разбиты после драки.

− Мы уезжаем? − Мне было так жаль его, что непроизвольно я пальчиком нежно погла-дила ранки на кулаке. Во взгляде Ратмира скользнуло холодное удивление, и он, мгновенно разжав пальцы, отодвинулся. Отчего-то тут же стало стыдно и зябко.

− Да, − последовал сухой ответ.

Понятно, перемирие закончилось. Никто из них мне больше не друг, и я им снова не подруга.

'Резервации аггелов появились практически сразу после Мировой войны. Границы от-крывались, государства исчезали, и принимался общий свод законов. В каждом городе назна-чали Магические советы, и первыми их свершением стали маленькие деревеньки в отдалении от городов-оазисов, куда насильно переселяли целые семьи аггелов, возможно, никак не участ-вовавших в заговоре с Горианом Менским, а то и выступавших на стороне объединенных сил.

За единственными носителями природной магии поначалу вели неусыпный контроль. В память о тех временах, на въезде в крупные селения все еще высятся гарнизонные будки (для справки: некоторые ушлые дельцы изловчились перестраивать их в дорогущие торговые лавки с псевдо военными сувенирами и центры движения 'Против расизма').

Ирония заключалась в том, что стража охраняла не горожан от аггелов, а как раз наобо-рот. Когда по миру прокатилась волна оглушительных судов 'за преступления против народа и жизни', у резерваций собирались возмущенные жаждавшие крови толпы. Тогда к смертной казни подписали элиту аггелов: профессоров, интеллигенцию и людей творчества. В конце концов, искусство досталось эльфам, всегда ставившим себя на ступеньку выше остальных фейри, а богатство приговоренных передали в казну городов, читай, магам, находившимся у власти…'

Выдержка из статьи 'Правда о Мировой войне и ее последствиях' от 12 дня, месяца сеченя 2005 года. Номер газетного листка 'Мировые вести' посвящался столетию начала войны, и после публикации приказом Мирового Магического Совета главный редактор, аггел-полукровка по рождению, был снят с должно-сти по обвинению в разжигании межрасовой розни.

Пустынный тракт вился через реденький лесок, каких много в пригороде Ветиха. От на-крапывающего дождя, мелкой пудрой оседавшего на лобовом стекле автокара, яркие весенние краски померкли, будто сдрейфив перед серостью непогоды. Сочно-зеленые влажные папорот-ники скрывали землю, и листва шумела от задиристого ветра.

Остались позади опрятные городки-спутники, киснувшие под дождем. Стриж, не поспе-вавший за нами на чудом оживленной 'Чайке', потерялся еще на выезде из города, и теперь нас разделяли несколько верст пути. В салоне стояла взрывоопасная тишина, лишь мурлыкала поминутно сбивавшаяся от помех музыкальная волна.

Ратмир упорно молчал, следя за дорогой. Сжавшись в глубоком кожаном сиденье, я ук-радкой поглядывала на водителя, и отчего-то чувствовала страшную робость. То и дело взор цеплялся за расслабленно лежащие на руле мужские руки с длинными пальцами. Конфузило безмолвие, но особенно смущало крайне неправильное внутреннее волнение от вида широкого кожаного браслета, закрывавшего крепкое запястье с татуировкой четырехлистного клевера на внутренней стороне. Меня даже в жар кидало от неожиданно вспыхивавших в воображении смутных картин.

В конце концов, чтобы заполнить неловкую бесконечную паузу, я спросила:

− Не хочешь сейчас поговорить? − прозвучало ворчливо.

− Нет, − Ратмир даже и не подумал повернуть головы, − сейчас − нет.

Стало обидно, и насуплено я отвернулась к окну, прекрасно понимая, что похожу на из-балованную барышню, полагающую, будто все без исключения ей чем-то должны.

Между тем, лес резко оборвался, и мелькнул указатель 'поселок Огненный'. Отсюда начинались фермерские угодья. С двух сторон потянулись вспаханные поля, строго разделен-ные изгородями. Дорога разветвлялась и разбегалась неровными лучами к ладным деревенским домикам. На обочинах одноногими лакеями нас встречали почтовые ящики, мокрые от зачас-тившего дождя. Безлюдность и тишина тревожили. Рожденной в городе-оазисе мне не прихо-дилось бывать в фермерских поселках, и окрестный пейзаж казался сошедшим с картинки в газетном листке.

Нам на встречу протарахтел грузовой забрызганный грязью до самой крыши автокар с поднятым над землей ковшом. В высокой будочке трясся шофер, лихо крутивший руль, чтобы удержать рычащее чудовище на колесах. Цвет кожи усатого водителя отливал темной бронзой, и кончик гладкого хвоста вместе с пальцами барабанил по баранке, выбивая такт неслышной песенки. У меня покруглели глаза. Не осознавая, я до боли прикусила губу и даже сморгнула, но, выдержав ровно секунду, все-таки ткнула пальцем в окно:

− Это поселение аггелов?

− А что тебя смущает? − сухо уточнил Ратмир, съезжая с основной дороги.

Автокар нырнул под очень крутую горку, едва не тюкнувшись носом, и съехал на засы-панную щебенкой одноколейку.

− Меня смущает то, что это аггелы! − воскликнула я обвинительно. − Если бы мой отец меня сейчас увидел, его бы удар хватил!

− Веда, − Ратмир бросил на меня острый, как иголка, взор, пригвождая к сиденью, − а позволь тебя спросить − с кем, по-твоему, ты сейчас едешь в автокаре?

Я открыла рот, пытаясь придумать достойный ответ, и моментально сникла, потупив-шись. Пораненная ладонь, намазанная чудодейственным средством профессорского изготовле-ния, зачесалась под туго забинтованными полосками ткани, будто тоже укоряя меня за высоко-мерие.

Автокар швыряло на колдобинах и, наконец, вкатив в открытые настежь металлические ворота, мы остановились посреди двора перед двухэтажным ладным домиком с балкончиком над крыльцом. У изгороди, отделявшей дворовое хозяйство от черного мокрого поля, рос высо-ченный ветвистый дуб. От старости его ветви давно переплелись и срослись, а коряжистый ствол скрючило, как больного радикулитом пенсионера. Из шумевшей от ветра кроны спуска-лись привязанные к сучьям веревки, и на них маятником раскачивалась старая покрышка, заменявшая хозяевам качели. В самом конце двора притулились запертые подсобные клети, и под дождем мок автокар с будкой и открытым кузовом, из-под которого с оглушительным лаем выскочил огромный пятнистый дог. От одного вида оскаленной пасти пса с брылами, у меня боязливо округлились глаза.