Мария Капшина - Идущая

Можно найти покой в глуши, в подвижничестве, но высокое счастье подлинного аскета в глазах Нанжина составляло несколько бледную альтернативу суетному прозябанию столичного сибарита. Скрепя сердце, он пожертвовал посмертной славой ради элитного чая и доступа к крупнейшей в мире библиотеке.

Комфорт можно купить, но нельзя купить покой и мир, потому что Совет — два десятка лучших рыцарей Арнакии — задирист, как стайка ребятни. Не далее как летом едва удалось растащить мало не за шкирки л-Тренглара и л-Конша, вздумавших завершить давнюю вражду священным судебным поединком. Удача ещё, что поединок — священный. Кому, как не Мастеру, разбирать подобные дела. И кому, как не ему, примирять этих бойцовых петухов, когда кровная месть за любого из них сожжёт под конец целую область…

За одиннадцать лет Мастером Нанжин утвердил свое место в Совете, заставив ещё внимательней прислушиваться к слову Арна и, казалось бы, упрочил нейтральное положение Арнакии во всех внешнеполитических дрязгах. Страна, наконец, поняла, что торговать выгоднее, чем проигрывать войны, и даже перестала, пусть и оставаясь лоскутным одеялом, разлезаться на клочки под ногами. Хотя менее пёстрой не сделалась: слишком уж обильна эта земля буйной дворянской кровью, да ещё говорами. Встретится купец из Кунена с купцом из Ирлгифа — изъясняться станут, поди, на эрлике, а не на благородном арнакийском, одном из четырех священных языков. Оттого так выходит, что эрлик понятен всей Центральной равнине, а говоры Арнакии несхожи, словно братья, выросшие в разных странах. На священном же арнакийском языке разговаривают ныне разве что книжники, да и те предпочтут эрлик, если не стоит над ними Мастер с палкой.

А палка у него была знатная. Послушники-ачаро шептались, что самой ценной реликвией храма является вовсе не оригинал одной из четырёх священных Книг, созданный руками Оректа и Мальвиша. Была палка почти в рост человека — не палка, а посох. Набалдашником служил шар из кости, который искусная резьба уподобила ядрышку грецкого ореха, иссечённому извилинами. Один из ачаро утверждал, что Мастер и спать ложится с посохом, укладывая его набалдашником на подушку, а металлический заострённый конец пристраивая в специальную выемку на спинке кровати в ногах. Кто-то из его товарищей рискнул было побиться об заклад, но никто так и не решился прокрасться ночью в спальню Мастера и проверить, так что пари сошло на нет, дав повод лишнему десятку шуток.

О посохе ходил по храму целый ворох баек. Говаривали, в числе прочего, что посох этот магический, а также, что удар набалдашником — смертелен. Причем неважно, насколько слабым будет этот удар, важен сам факт прикосновения к резной сморщенной кости. Откуда пошла эта легенда и насколько она была правдива, не знал и сам Нанжин: ему как-то не доводилось никого бить резной костью. Да и чем-либо другим тоже. Мастер без должного уважения относился к Таго и полагал его неизбежным злом, без которого мир стал бы, с одной стороны, лучше, а с другой, — не столь гармоничен и уравновешен. Все познается в сравнении, и как бы люди узнали о том, что Хофо мудр, не будь у того не отмеченного мудростью брата?

Вопрос, почему Таго — зло, Нанжин вопросом не считал. Таго Сильный, Багровый Дракон — бог войны. Никчёмность же войн Мастер полагал не требующей доказательств. Война — это уничтожение, не дающее ничего взамен. Нанжин не спорил с тем, что следует давать место новому, хотя для него как Мастера недопустимо было исповедовать новомодную ересь. Ереси старый сибарит, тем не менее, верил. Он не верил в то, что лучшим способом исправить плохо выстроенный дом является поджог его. Особенно, если дом новый не существует ещё даже в чертежах. Кроме того, он не умел видеть красоты боя, изящности тактических и стратегических ходов, не верил в обоснованность посылок, обосновывающих необходимость убийства. Он любил чай, книги и свой посох, с которым можно совершать прогулки по городу, любуясь прекрасными зданиями. Во время войны нет времени на чай; здания и книги горят чадным пламенем, а с посоха содрали бы металлическую ажурную оплетку и резную кость диковинного дазаранского зверя слона, чтобы продать за гроши. Нет, Нанжин не желал видеть красоту, экономичное изящество и логичность военных кампаний.

Сейчас Арнакия похожа на канатоходца, стоящего на одной ноге на канате над площадью, поджав вторую ногу и раздумывая, куда бы её поставить.

Нанжин прошёл по комнате, мягко стукая посохом в ковёр, прислонил резную кость к высокой спинке кресла, тронул маленькую колоколенку на столе, издавшую довольно громкий звон. Сел.

С одной стороны — южной — Кунен привязан к Даз-нок-Рааду хорошей прямой дорогой и двумя неделями быстрой езды. С другой — западной — стороны, Тенойль стоит на границе с Арной, и эти земли даже в спокойное время общему спокойствию не поддаются. С третьей же стороны, северной, с Лаолием напрямую границы нет. Лаолий отделён от Арнакии болотами и пустошами. Воевать в таких условиях неудобно, чему Нанжин искренне радовался.

Ачаро просочился в комнату, поставил перед Мастером поднос, над которым тихо млел чайный запах, и растаял за дверью. Нанжин обеими руками приподнял расписную, илирской работы чашку и, вдохнув, на миг прикрыл от удовольствия глаза с нечеловечески светлой, серебристой радужкой. Причастился красноватого напитка.

Кадар пока молчит: покуда Шегдар допускает, что Совет возможно переманить на сторону Юга, война не начнётся. Кадару и без нейтральной Арнакии есть о чём позаботиться, особенно в настоящее время. И это положение Нанжина из Тлмая, философа, Мастера Арна и неофициального главу Совета городов Арнакии прекрасно устраивало. И совершенно не внушала энтузиазма ни идея воевать с Кадаром и в очередной раз терять юг страны, ни перспектива вести войско через болота или половину Арны, чтобы пытаться напасть на Лаолий. О сборе этого войска и о руководстве толпой самовлюбленных дворян без содрогания думать не получалось.

Нанжин отпил ещё глоток.

Если, согласно обычаю, позволить Возродившейся гостить в храме, то нужно готовить Кунен к худшему. То есть, в идеале, эвакуировать жителей и молить Вечных, чтобы дорогу на Даз-нок-Раад стёр огненный меч Таго. В надежде, что Багровый услышит незнакомого Мастера, а не своего истового почитателя Шегдара. И что обходного пути Кадарец не отыщет.

Выдать Возродившуюся Шегдару или Ксондаку? Тут препятствий было два. Главным препятствием являлась сердечная нелюбовь Нанжина к его святейшеству, которого арнский Мастер полагал истеричным фанатиком и садистом. Если бы Арн столь явно проявил свою готовность подчиняться официальной верхушке церкви, едва ли кто-то поверил бы, что арнский храм Весов святее, древнее и значимее, чем храм Стихий в Аксоте, и репутацию Мастера Нанжина не спасла бы и сама Белая.