Мария Капшина - О верности крыс

Солнце упало за гору, внезапно стало совсем темно и резко похолодало, от дневной жары не осталось и следа. Ортар, обходивший лагерь на предмет повышения дисциплины у дозорных, вернулся к костру. Дзарш сидели там же, и кто-то из них со смехом доказывал что-то Станно. Станно размахивал руками, как всегда, когда его байкам не верили. Едва заметив подошедшего Ортара, он первым делом попытался привлечь того на свою сторону:

— Ортар, а ты что думаешь?

— О чём? — спросил тот, садясь.

— Я говорю, в надженорском ущелье живёт маг, который умеет оборачиваться адской тварью. Крылья — во! Зубы — во! Тайер его сам видел! А Расс говорит…

— Пить надо меньше! — сказал Расс. Смех вокруг костра доказывал, что сторонников у Расса хватает. Станно неприязненно на него зыркнул и набычился, бурля праведным гневом.

— Зачем злиться, да? — мягко упрекнул его старик-дзарш. — Надо ударить — ударь; надо убить — убей. А злиться зачем?

Станно опешил, Ортар рассмеялся и хлопнул его по плечу:

— Понял? Чем злиться, сходи лучше за водой, чаю заварим.

На следующий день Ортар поднялся с рассветом, с хрустом потянулся и отправился к реке умываться, плескать ледяной водой на лицо и шею. Потом подумал, скинул одежду и нырнул в заводь, быстро пересёк её вплавь, чувствуя, как гладкий шёлковый холод бежит по коже, и как нарастает тепло изнутри, от энергичных гребков. Выбрался на берег, помотал головой, рассыпая брызги, и с удовольствием вздохнул. Пахло холодом и утренним туманом от реки, мятыми земляничными листьями из-под ног, хвоей, тёмной сыростью и грибами — от заросшего пихтами склона. Обсохнув на ветру и одевшись, Ортар пошёл обратно в лагерь.

Широкой тропой вдоль реки, потом наверх по склону, потом поднялся по уступчатой слоистой скале и оказался на ровной площадке с короткой жёсткой травой. Справа стали лагерем наёмники, дальше вперёд, за гребнем, был посёлок дзарш. Слева, почти у самых ног, начиналось открытое пространство: от края обрыва и до края мира, кажется. Прямо под обрывом качались ветки боярышника, а ниже — густой туман. Ветер гнал облако, трепал его по краям, и клочья оставались в расщелинах и зарослях кустарника. Над неспокойным месивом ослепительно ярко пылало солнце, и небо было пронзительно синим. Дальше к востоку тянулись лесистые склоны с лысыми вершинами, выступая один из-за другого, и каждый следующий был синее предыдущего. Ортар сел возле края, скрестив ноги. Солнце успело подняться уже высоко, разыгрался ветер, Ортар пересел в тень. Расс, главный скептик в отряде, полагал "поход на север" авантюрой. Хорошо, что своё мнение он держал при себе, только однажды высказал Ортару. Тот и сам порой начинал сомневаться, что в центральном Кадаре кому-то понадобится маленький отряд двадцатилетнего выскочки. Но к неодолимым препятствиям у Ортара было своё отношение. В начале пути он мог сомневаться в верности выбранного направления. Но чем дальше он шёл и чем больше проблем на этом направлении встречалось, тем уверенней он себя чувствовал. Когда начинало казаться, что дойти до цели невозможно, где-то в глубине души он как раз уверялся, что делает всё абсолютно правильно и непременно пробьётся. Надо только достаточно долго идти.

К тому же, дорога к цели хороша сама по себе. В том и азарт — чтобы пробивать препятствия. В том и жизнь. Не любить жизнь, во-первых, совершенно глупо. А во-вторых, опасно: она склонна всем отвечать взаимностью…

— Камень.

Ортар вскочил, оборачиваясь. Неслышно подошедший Шарран стоял теперь, положив обе руки на верх своей суковатой палки.

— Что — "камень"? — переспросил Ортар.

— Твоё имя значит "камень".

— Хорошо хоть, не "бревно"! — рассмеялся Ортар, садясь обратно. Старик сел тоже, уложил рядом палку и невозмутимо продолжил:

— Это старое имя, старше, чем нынешний Кадар. Оно даже не кадарское.

Старик смотрел вдоль по ущелью, где за спустившейся тучей не было видно предгорий и степи внизу.

— Язык был дзараш, — вдруг напевно заговорил он, когда Ортар уже не ждал продолжения. — Люди были дзарш, а степи от Великих гор до леса на севере и до Науро на западе были Каа-Дзарш, земля дзарш. Потом языки стали — дазаранский, кадарский и гартаоэ, а дзарш стали горцами, которые сначала не решались спускаться на равнину, а после не хотели.

По ущелью со злым воем метнулся ветер. Рванул сухие ветки кривой сосенки, которые неприятно скрипнули по камню. Ветер ткнулся за поворот, взбил сор с земли и забился под старый выворотень не противоположном склоне.

— Но языки не похожи, — сказал Ортар, не найдя ничего другого сказать.

— Это было давно, — сказал Шарран. Поднялся, поднял свою палку и надел шапку. — Пойдём, пообедаешь у нас.

Не дожидаясь ответа Ортара, старик отвернулся от ущелья и зашагал вниз, через лес. Наёмник пошёл следом. Тропка, на которую свернул Шарран, была не тропка, а то ли сухое русло ручья, то ли просто промоина, с камнями на дне и непрочными стенками. Шагать там было не особо удобно, но всяко проще, чем по густому подлеску по сторонам. Боярышник и молодой кизил спорили за место, сварливо отпихивая ветки друг друга над головами проходящих. И норовили отвесить затрещину и им, за компанию. Невысокий старик впереди шёл спокойно, а Ортар то и дело пригибал голову и цеплял ветки плечами.

Промоина кончилась одновременно с боярышником. Впереди поднялся крутой бугор с пихтами; в папоротниках и валунах у их подножий едва угадывалась тропка. Сразу за вершиной бугра мир вдруг раздался вширь, лес приостановился за спиной, а люди вынырнули в солнце и в шум реки. Под ногами стелился в мелкой щебёнке чабрец, и поднимался жар, пахнущий мёдом и прогретым камнем. Впереди росла из скалы тыльная стена посёлка, сложенная из мелких необработанных булыжников. Ортар нагнал приостановившегося старика, и тот сказал, как будто разговор не прерывался:

— "Ортар" — это гранитная скала с плоским верхом, где удобно строить крепость. Это хорошее имя.

— Но языки совсем не похожи, — повторил наёмник. — И кадарцы не чёрные.

— Это было давно, — сказал старик. — Тысячу лет назад, или две тысячи, или три тысячи. Тогда и гартаоэ не были чёрными. Кровь мешалась, языки мешались. За тысячи лет многое может перемениться.

За стеной лежал посёлок. Одноэтажные дома, выросшие из скалы, низкие ограды из того же булыжника. Распугав кур в проходе, Ортар свернул вслед за своим провожатым в один из дворов, к просторному дому. Входить они, впрочем, не стали, а пошли за дом, огибая шесты у входа, на которых сох яркий ковёр. Из-за дома тянуло свежим хлебом и мясным супом. Свернув, Ортар увидел источник запаха. Задняя стена дома примыкала к скале, образуя полукруглую комнату. Вместо потолка у этой комнаты было небо в обрамлении еловых подолов и веток кустарника, свисающих со скалы: наверху рос лес. Сквозь эти ветки в небо поднимался тонкий дым, струясь из круглой печи, больше похожей на крытый арнакийский колодец. Старик кивнул на одну из циновок и ушёл в дом. Некоторое время наёмник сидел в одиночестве, наблюдая за узорами дыма над печью. Хлебом пахло оттуда. Ортар встал и заглянул внутрь — на чёрных внутренних стенках медленно подрумянивались круглые лепёшки — Ортар с удовольствием вдохнул запах и сел обратно. Потом из дома вышла закутанная по самые уши девчонка, неся маленький столик. Поставила его, накрыла скатеркой, сбегала обратно в дом, вынесла блюдо с чем-то непонятным, но аппетитным. Сквозь тонкое, маслянисто поблёскивающее тесто просвечивало тёмное, и пахло мясом. От блюда поднимался пар. По сторонам от блюда девчонка поставила две мисочки с чем-то невнятным, сбегала в дом ещё раз, вернулась с плетёной посудиной, куда ловко накидала выуженных из печи лепёшек и поставила посудину на тот же стол. В животе у Ортара отчётливо заурчало на весь дворик. Девчонка хихикнула и сбежала обратно в дом.