Хаген Альварсон - Девятый Замок

— А я и не говорил, что я из народа Двергар, — отозвался меж тем гость. — Я — бочка!

— Хо-хо. Очень приятно, — пробормотал я. — Хм, вроде не пил сегодня…

— А есть желание? — участливо спросил Асклинг.

— Теперь — пожалуй, есть…

…Асклинг — вполне пристойный парень, коль не смотреть, что бочка, рассказывал свою историю, солнце почти скрылось за вершинами Хвитасфьёлля, я напился и разомлел, и тут снова постучали.

— Это, верно, вторая бочка! — предположил я и пошёл открывать.

Однако на пороге стоял не бочонок, а молодой сид в зелёном плаще и улыбчивой тайной в глубине больших глаз цвета неспелых яблок. В руках — красивый резной посох. Некогда я знал его. Некогда он был мне другом.

— Ну? Чего надобно, благодетель? — проворчал я.

"Благодетель" вздохнул.

Я зло бросил:

— Не вздыхай, Корд'аэн, сын Флиннаха, ибо мне нет дела до твоих скорбей!

— Асклинг уже пришёл?

— Бочка? Вон там сидит. Могли бы назначить друг другу любовную встречу в ином месте. Может, вам ещё ужин при свечах устроить, хэ?

— Снорри, нам надо поговорить. Нам всем.

Я ещё никогда не видел его таким печальным, встревоженным и уставшим. Раньше я проявил бы участие — ведь он был мне другом. Ранее. Смерть назад.

Дверь захрипела, впуская волшебника из сидов.

— Пива хочешь? — предложил я друиду.

— А чаю можно? — попросил тот, выискивая взглядом, куда бы примостить седалище.

— Можно. Но нету.

— Даже мятного? — сид нашёл колченогий стул, повесил плащ на спинку и осторожно присел.

— Погоди, я наполню большой чайник.

— Это верно, Снорри. Чем больше, тем лучше. Это будет самая долгая ночь в твоей жизни.

— Не самая. Самая долгая была тогда, когда ты предал меня.

Я взглянул ему в глаза, но он отвёл взгляд.

Лицемерный ублюдок! О, не чаем бы тебя потчевать, а чёрной, круто заваренной ненавистью!

Впрочем, нет. Меня не хватает на ненависть.

Равнодушие.

Спасибо тебе за это, мой безбородый женовидный дружок…

Наполнив громадный пузатый чайник, я повесил его над очагом и подбросил в огонь поленьев. После чего уселся в отцовское кресло-качалку и сказал:

— А теперь, господа мои, потрудитесь объяснить, что тут происходит? То есть, мне, конечно, всё равно, но потом могут возникнуть некоторые трудности…

И дверь содрогнулась от грохота.

— Или Эльри снова напился, или Маркенвальд-ётун к нам пожаловал. Право, не знаю, кто из них хуже…

Гора косматых шкур ростом в два меня. Оружие — на поясе, как положено. Голова — над дверью. Прекрасно. Дикарь из Верольд. Пришелец наклонился, и я рассмотрел его лицо. Белая кожа, обветренная, длинные светлые волосы, прямо-таки кабанья щетина, нос скошенный… Только почему он так странно наклонил голову? Правая половина лица скрылась в меховом воротнике, только глаз видно…

— Ты — Снорри, добрый хозяин? — спросил гость.

— Да, он же — безумец и пивовар.

— Не подскажешь, как найти Корд'аэна из сидов?

— А вон он, сидит. Проходи, странник, снимай одежду и вешай, где хочешь, — сказал я ему и крикнул Корду, — к тебе тут ещё пришли!

Очередной гость согнулся, переступая порог, едва не оступился, потом снял серый плащ, постелил на полу и там же уселся. Он был увешан оружием, словно Старый Балин на Йолль — дарами. На широком поясе — меч, кинжал и секира, за плечами — тул со стрелами, на бедре — лук. Без верхней одежды он словно уменьшился в размере, усох, как сельдь на солнце. Спутавшиеся светло-желтые пряди местами серебрились сединой, молодое лицо отмечено морщинами, и шрам, страшный, уродливый, поросший странными серыми волосками, вспахал правую щёку тремя бороздами.

И печать тайны, скорби и гнева в синих глазах.

— Ты — поэт? — спросил Корд.

Не назвал бы я разумным тот вопрос.

— Коль скоро охота и война сродни поэзии, — хриплым голосом ответил пришелец, — тогда я — поэт. Простите, что не представился. Я — Дэор Хьёринсон из Эоргарда, что в восточном Хлордире, скиталец и охотник.

— Забыл сказать — изгнанник, — безжалостно добавил Корд. — И отчаянный храбрец, если осмелился сражаться с Банаг-дион, чёрным оборотнем Гнилых гор.

— Мною убиты пятеро варгов, это верно, — кивнул Дэор, — но случилось то не в Гнилых горах, а южнее, в Альвинмарке.

— Оборотни в Альвинмарке!? — воскликнул Асклинг. — Куда смотрят Стражи Границы?

— Мне и самому любопытно, — сказал охотник. — Меня они тоже не заметили.

— Ты, северянин, браконьерствовал в Альвинмарке?! — вскричал Асклинг, готовый броситься на Дэора и раздавить мерзкого осквернителя.

О, как я его понимал!

Когда-то. Смерть назад.

— А ты, прости, кто таков? — с улыбкой осведомился охотник.

— Я — следопыт Асклинг, уполномоченный Его Величеством, королем Лагендейла…

— А как по мне, так ты просто болтливый бочонок.

— Господа, нельзя ли попросить вас перенести выяснение отношений на более поздний срок, — миролюбиво воздел руки Корд. — Времени и так осталось совсем немного.

Брови Дэора прыгнули вверх от изумления.

— Так ты знаешь о моём деле, почтенный волшебник?

— Тебя это удивит, певец меча и стрел, — печально улыбнулся Корд, — но это наше общее дело.

Я хотел было отпустить едкое замечание, но меня перебил очередной стук в дверь.

Вежливый стук.

На пороге стоял дверг в желтой тирольке и плаще, заляпанном грязью и увешанном еловыми иглами. В руках держал грозного вида трость-клевец. Не успел он и слова молвить, как я раскланялся, словно был рад его видеть.

— Снорри, сын Турлога, пивовар. Проходи, добрый человек, тебя, верно, уже ждут, — сказал я, улыбаясь.

И втайне обрадовался, когда тот замешкался от удивления и споткнулся.

— Осторожно, там ступенька. Надеюсь, не ушибся?

Тот фыркнул что-то вежливое, однако его заглушил утробный вопль Асклинга:

— Тидрек! Тидрек сын Хильда!

— О, и ты тут! — прохрипел он в объятиях старого друга.

Затем Дэор представился Тидреку. Тот высвободился из Асклинговых объятий и поклонился ему, не забыв предложить свои услуги, после чего снял помятые плащ и шапку и повесил на гвоздь у окошка. Сел на пустой ящик из-под яблок и вздохнул, вертя в руках трость-клевец.

— Сразу видно, добрый человек, что ты из Хвитасфьёлля. Не умеете вы, горцы, по лесу ходить. Вон сколько всего насобирал на плаще! — заметил я.

— Я гордый сольф, ювелир-мастер, глава артели! — обиделся Тидрек. — А не безродный бродяга, которому больше нет дел, кроме как по лесам шастать, распевая дурацкие песенки!

Хм… а голос-то дрожит, мастер Тидрек. Воспоминания и тебе не дают покоя?..

Дэор хмыкнул, рассматривая Тидрека. Тот был ещё не старым, но чёрные волосы уже отметила изрядная проседь. Борода вилась, напоминая волны. На бархатном кафтане блестели серебром пуговицы и какие-то крючочки, на брюках и сапогах налипла грязь.