Юлия Федотова - Тьма. Испытание Злом

— Вы?!!

Разговаривать с ним не стали, тюкнули по голове — не насмерть, только чтобы кричать не мог, стражу не позвал, — и прошли в конюшню. Оба скакуна были там, хорошо накормленные и ухоженные, видно, хозяин уже считал их своей собственностью. Но с дорожными вещами пришлось проститься, на поиски времени не было — вдруг погоня? Коней удалось возвратить, и на том спасибо. Город покидали на рысях, лишь чудом никого не сбив и не затоптав (стражники у ворот не в счет, они люди военные, на то и поставлены, чтобы принимать на себя удары судьбы). И до самой хаалльской границы гнали почти без отдыха, потому что мало ли, вдруг нынче во всей Фриссе такие порядки — хватать и сжигать мирных странников?

Но въехали в Хааллу, и оказалось, что там порядков нет вовсе. Наоборот, сплошные беспорядки. Чем-то не угодил народу хаалльский король Штефан, да так сильно, что его за ноги подвесила на площади разбушевавшаяся чернь. И не одного — со всеми чадами, домочадцами, придворными дамами и кабинетом министров. Провисели они на площади ровно неделю, а потом делись куда-то. Не иначе, слезли и пошли бродить по округе. Так будет ли порядок в стране, где король пьет кровь собственных подданных по ночам? Нет, не будет, неоткуда ему взяться!

За один-единственный год безвластия Хаалла успела погрязнуть в пучине разбоя и беззакония. Появлялись какие-то люди, объявляли себя новым правительством, даже успевали написать два-три указа. Но потом другие люди вешали первых за шеи (нарочно, чтобы подчеркнуть: не доросли вы до королей, и висеть вам не по-королевски!) и писали очередные указы, пока тоже не оказывались на виселице. Сколько их сменилось за названный срок — бедные жители приграничных окраин и сосчитать не могли. Гонцов перехватывали разбойники (а кои, может, и самому королю Штефану на зуб попадали), вести и депеши доходили редко, поди разбери, кто нынче на троне сидит! Хорошо нашелся в селе Зеленая Плешь умный человек, догадался: не указы надо считать, а сборщиков податей. Их, окаянных, почему-то не трогал никто, наезжали один за другим, каждый со своей грамотой. Вот вам и примета: новый сборщик в село заявился — значит, опять власть поменялась. Если только грамота у него не подложная (и такое, говорят, случалось). В общем, не стало в Хаалле житья добрым гражданам, и господам мирным странникам здесь хорошего ждать не приходится ни ночью, ни даже днем. Особенно тем из них, что скачут на таких славных конях!

Так сказал им рассудительный пожилой селянин, пустивший к себе на постой. И что бы вы думали?! Даже не посоветовавшись с другом Тииллом, ланцтрегер фон Раух тут же обменял пару их гартских скакунов на тройку деревенских кляч! Притом что целый табун этих кривоногих, перепачканных навозом животных не стоил одного-единственого степного красавца! От возмущения Кальпурций подавился куском старой солонины (считавшейся большим лакомством в оголодавшей Хаалле). Он хотел высказаться, уже и воздуха в грудь набрал… Но передумал и воздух выпустил.

Почему, спросите вы? Да потому, что всякий раз, седлая коня, он, Кальпурций Тиилл, оказывался в гордом одиночестве, в то время как Йорген и Гедвиг усаживались вместе. Коню так, видите ли, легче! Да, легче. С этим поспорить было нельзя, Йорген определенно весил меньше Кальпурция. И претензий к нему у силонийца не было: верный своему обещанию, ланцтрегер относился к юной ведьме чисто дружески, ничего лишнего себе не позволял ни в словах, ни в поступках. Но беда в том, что сама Гедвиг Нахтигаль никакими обещаниями связана не была. И когда, сидя позади Йоргена, обнимала его за пояс, не видела ничего зазорного в том, чтобы делать это с нежностью. По правде говоря, она была бы не прочь и впереди сесть, бочком — пусть бы он ее обнимал. Но это было бы уж слишком откровенно для скромной девушки из приличной семьи, в ее родной Гизельгере такое могли позволить себе лишь жених с невестой. Да и второго спутника не хотелось огорчать — его чувства уже перестали быть для ведьмы тайной. «Может, оно и к лучшему, если у каждого из нас будет своя лошадь?» — подумала она. И Кальпурций тоже так подумал, только без всякого «может».

Кроме лошадей, у доброжелательного селянина удалось разжиться дрянной, рваной одеждой — для маскировки. Собственная дорожная хоть и утратила свежесть в подземельях Лупца, имела вид откровенно богатый — в такой как бы за самого короля Штефана не приняли, не насадили на осиновый кол. Пусть уж лежит в тючке до лучших времен.

Увидев друг друга в бедняцких обносках, спутники не могли удержаться от смеха. Йоргену с Кальпурцием новая одежда оказалась коротка — голые запястья и щиколотки торчали из обтрепанных рукавов и штанин, как у мальчишек-сирот. Гедвиг, наоборот, утонула в широкой латаной юбке и вязаной кофте, рассчитанной на такой бюст, что если бы ее собственный чудесным образом увеличился пятикратно — и то был бы мал.

— Да, — ностальгически вздохнул хозяин, взглянув на этакое пугало. — Супруга моя, да пребудет душа ее с миром в садах небесных, обширнейшая женщина была… Не обхватишь в одиночку! Как по полу ступала — половицы гнулись, дом ходуном ходил… Гора, чисто гора… Теперь таких баб уж не найдешь, перевелись через бескормицу… — Он вытер кулаком скупую слезу и махнул рукой на прощанье: — Да минует вас в пути всякое зло, добрые господа.

И надо же — миновало! Не иначе, его молитвами. За шесть дней перехода через разоренные земли Хааллы всего-то и было происшествий, что дважды нападали разбойники, один раз — шторб, трижды хотели ограбить хозяева постоялых дворов, трижды на постой не пустили вовсе, на подходе к столице хотели забрить в рекруты всех троих («Не те нынче времена, чтобы разбирать, кто баба, кто мужик»), на выходе из столицы пытались отнять кляч на мясо и уже у самой границы со Степным Гартом решили посадить в темницу за конокрадство, рассудив здраво: откуда у этаких оборванцев целых три кобылы в хозяйстве? Но пока всем приграничным селом пытались тех оборванцев изловить и связать, власть сменилась, пришел указ об амнистии ворам и разбойникам. Завязался долгий спор: настоящий указ или подложный, распространяется ли амнистия на преступников, не до конца пойманных, следует ли считать конокрадов настоящими ворами или это совсем другая статья закона? И пока хаалльцы шумели чуть не до драки, мнимые конокрады удалились с достоинством, переправились вброд через мелководную Змейку и помахали преследователям ручкой с гартской стороны. Несколько отчаянных парней хотели броситься в воду следом, но мужики постарше их удержали. За рекой чужая земля, чужие законы, и неизвестно, кого они будут защищать, если трое преследуемых поубивают своих преследователей. Парни потоптались-потоптались, погрозили кулаками и ушли ни с чем.