Юлия Федотова - Тьма. Испытание Злом

Титаническим усилием воли он заставил себя открыть глаза. И первое, что увидел, было склоненное лицо Кальпурция. Друг смотрел на него встревоженно, изучающе, а потом совершенно убитым, дрожащим от отчаяния голосом изрек:

— Ну точно! Выело начисто! Ни одной мысли в глазах! Как у рыбы!

Силониец с горя чуть не плакал, но это не помешало Йоргену обидеться, а обида придала сил.

— Эх, как у рыбы! Нехорошо и не по-дружески так говорить о человеке!

— Йорген, друг!!! — возопил Кальпурций, подпрыгнув от радости.

Он, пожалуй, последовал бы дурному примеру тетки Изольды, подхватил бы ланцтрегера на руки, если бы Гедвиг не успела пресечь его счастливый порыв:

— Стой! Не смей, растрясешь!

— Стою, стою!

Сияющий Кальпурций поднял кверху руки, будто собрался сдаваться в плен. А потом — и-эх! — поднял девушку за талию, закружил. Гедвиг для приличия взвизгнула, но сопротивляться не стала. Ей тоже было весело.

А с Йоргеном они еще несколько дней обращались так, будто он сделан из драгоценного хрусталя или сахара и может развалиться на части от малейшей неосторожности. И разговоров на тему «что это было» старательно избегали — чтобы не волновать. Стоило открыть рот, сейчас же откуда-нибудь обнаруживался совершенно замечательный цветочек, или птичка, или еще какая-нибудь красота, и ведьма с силонийцем погружались в умиленное любование оными. Разозлили даже! Пришлось остановить коня, спешиться, демонстративно усесться в траву и заявить, что с места не сдвинется до тех пор, пока друзья не поделятся с ним соображениями по поводу случившегося. Жестоко это — заставлять человека мучиться неведением. Никаких нервов не хватит!

Гедвиг с Кальпурцием раскаянно переглянулись — они-то хотели как лучше, а вышло, оказывается, мучительство! — и ведьма рассказала, что могла. А что она, собственно, могла? Поделиться догадками, и только. Йоргена пытались околдовать — это он уже слышал. Колдовство использовали черное, основанное на законе подобия. Но не учли, что потенциальная жертва сама владеет чарами, пусть непрофессионально, интуитивно — зато от природы. Всем известно, что при прямом столкновении чар природных и благоприобретенных первые обычно пересиливают, даже если вторые мощнее и лучше отточены. Так вышло и с Йоргеном. Отбился. И не исключено, что недоброжелателя своего убил, потому что следа его Гедвиг найти не смогла, хоть и смотрела на кость, специально ради такого случая раздобытую. (Кальпурций еще удивлялся, зачем она среди дня палит костер и всякую дрянь в него пихает?)

Вот и все сведения, более ли менее достоверные. А дальше — одни вопросы: кто напал, зачем? Был ли это мстительный гамрский аптекарь, хейлиг из храма в Лупце, кто-то из обиженных жителей Хааллы или другой, личный недоброжелатель имелся у ланцтрегера Эрцхольма — поди угадай!

— Если против меня умышляли люди, почему я тогда видел Тьму? — сурово осведомился Йорген.

— Ты видел Тьму? — удивилась ведьма. — Ты не рассказывал…

— Да вы сами слушать не хотели, начинали птичками восхищаться! Да, я видел Тьму, она что-то от меня хотела, звала… К чему это было?

Но и на этот вопрос юная ведьма не знала ответа. Если только предположить, что раз всякое черное колдовство проистекает прямиком из Хольгарда и несет в себе частицу Тьмы, то жертва его может частицу эту ощутить? Не исключено…

Надо заметить, что после описанных выше событий настроение Йоргена резко переменилось к лучшему: дурные сны прекратились совершенно, и тревога ушла, хотя поводов для нее вроде бы даже прибавилось. Но он сказал себе так. На свете великое множество двадцатилетних парней и дев, есть среди них и гораздо более влиятельные, нежели каждый из их троицы, есть наверняка и те, кто, подобно им, решил посвятить свою жизнь делу истребления Тьмы. Так не признак ли это излишнего самомнения — воображать, будто свет… нет, в данном случае уместнее сказать иначе: будто Тьма , захватившая полмира, сошлась клином именно на ланцтрегере Эрцхольме — персоне, ничем особым, как это ни обидно признавать, не выдающейся? Будто великая и тайная Сила вникала в его планы и подсказывала решения, вела в нужном направлении, устраняя препятствия с его пути, потом проникла во сны, попыталась подчинить себе разум, а он — отбился ! Скажите, какой великий колдун-самоучка выискался! Даже смешно! Манией величия попахивает! Завелся однажды в отцовских землях один такой: объявил себя наместником Дев Небесных на земле, да так гордо себя вел, что поверил простой люд, стал на поклон ходить. До тех пор кланялись старому дураку, пока тот не стал бегать нагишом по улицам и петь срамные песни вместо молитв. Тогда уж разобрались, что к чему, посадили безумца на длинную цепь.

Так не ему ли уподобились они со своими идеями избранности, добром, злом ли, не суть? Ну попалась в руки волшебная книга, ну показала пару картинок — дело случая. Все остальное было их собственным решением, и не надо искать в простых совпадениях тайный смысл, гадать о том, что смертным постичь не дано. Надо просто жить — и будь что будет! Так решил для себя ланцтрегер Эрцхольм и повеселел. Сохранился где-то в душе червячок сомнений и страхов, но так глубоко заполз, что до поры о нем можно было не вспоминать.

…Вот и остался позади Степной Гарт с его богатыми торговыми городами и аккуратными кочевыми стойбищами, живущими по древним законам гостеприимства: если проходит мимо случайный путник, так нельзя отпускать его, не зазвав к себе на отдых, не накормив и не снабдив всем нужным для дальней дороги. Потому что всякий гость — это посланник богов, он приносит удачу в дом и должен быть за то отблагодарен.

И столько удачи натаскали они в чужие дома и шатры, что для Гедвиг дело кончилось несварением желудка, а Кальпурций почувствовал в один прекрасный день, что на животе у него завязался неприятный жирок.

Один только Йорген обошелся без последствий. Он не выносил даже обычного коровьего молока, потреблял его лишь в самые голодные годы. На кобылье же не мог смотреть без содрогания. Но именно оно, почитаясь великим даром все тех же богов, шло на приготовление большинства гартских блюд, придавая им странный и неприятный для северного восприятия привкус. И вот, чтобы избавиться от нежеланного угощения, находчивый ланцтрегер фон Раух нацепил на себя хаалльские обноски и принялся очень талантливо изображать раба. Его перестали приглашать в шатры, стали кормить на улице пресной лепешкой, против которой он не возражал — отличные лепешки пекли гартские хозяйки в больших, обмазанных глиной ямах. Мечта, а не лепешки! Есть, оказывается, на свете места, где выгодно слыть рабом! Кто бы мог подумать?

Так прошло десять дней, а на одиннадцатый все изменилось вокруг. Не сразу — исподволь. Молодая трава будто бы поседела, сделалась колкой и расти стала не благодатным ковром, а неопрятными пучками, похожими на крошечные копии северных болотных кочек. Стали встречаться и совсем голые участки земли, усеянные острыми каменными обломками. Должно быть, камни эти были колдовскими, потому что несли на себе четкий рисунок из цветных, вложенных друг в друга колец — розовых, оранжевых, сиреневых и желтых [19] В геологии такое явление называется «кольцами Лизеганга». . Будто чей-то глаз. Гедвиг подобрала несколько — вдруг пригодятся для ворожбы? Скорее уж для сглаза, усмехнулся Йорген, и ведьма подумала, что он, пожалуй, прав.