Эрик Эддисон - Червь Уроборос

Когда она заговорила, ее голос был подобен хрусталю:

— Слава и хвала святым Богам. Вот, прошли годы и настают дни, предопределенные Богами. А вы — те, кому было предназначено явиться.

А великие лорды Демонланда стояли перед ней, словно мальчишки. Она снова заговорила:

— Разве вы не лорд Юсс и лорд Брандох Даэй из Демонланда, явившиеся ко мне в Коштру Белорн дорогой, что закрыта для всех прочих смертных?

Тогда лорд Юсс ответил за них обоих:

— Действительно, о королева Софонисба, мы — те, кого ты назвала.

Тогда королева отвела их в свой дворец, в просторный парадный зал, где находился ее трон. Колонны в этом зале были подобны огромным башням, а над ними ярус за ярусом уходили ввысь галереи, куда не достигал взгляд или свет освещавших столы и пол ажурных светильников на подставках. Стены и колонны были из темного необработанного камня. На них висели странные картины: львы, драконы, морские кони [72] Морской конь — вероятнее всего, имеется в виду гиппокамп из греческой мифологии, морская лошадь с рыбьим хвостом. , орлы с распростертыми крыльями, слоны, лебеди, единороги и прочие, живо изображенные и богато расписанные чудными красками. Все звери были гигантских, невиданных человеком размеров, так что находиться в этом зале было, словно ютиться на крохотном пятачке света и жизни, объятого и окруженного неведомым.

Королева села на свой трон, сверкавший, словно взволнованная ветром поверхность реки под серебристой луной. Помимо маленьких стрижей никто ее не сопровождал. Она усадила лордов Демонланда перед собой, и невидимые руки принесли и поставили перед ними столы, полные драгоценных блюд с неведомыми кушаньями. И заиграла тихая музыка, сотворенная прямо в воздухе каким-то неизвестным им способом.

Королева промолвила:

— Взгляните, это амброзия, которую вкушают Боги, и нектар, который они пьют. С благоволения святых Богов этой пищей и этим питьем питаюсь и я. И вкус ее не истощается, а жар и аромат ее никогда не иссякает.

И они отведали амброзии, что была бела, сладка и хрустела на зубах, и, будучи съеденной, восстанавливала телесные силы лучше, чем изобилие говяжьего мяса, а также нектара, что пенился и сверкал, словно огни заката. Что-то от спокойствия Богов было в этом божественном нектаре.

Королева промолвила:

— Поведайте мне, зачем вы пришли?

Юсс ответил:

— Был мне явлен сон из роговых ворот, о королева Софонисба, и говорилось в нем здесь искать вестей о том, кого я больше всего жажду вернуть, от разлуки с которым душа моя томится в тоске весь этот прошедший год — о моем дорогом брате, лорде Голдри Блусско.

Слова застряли у него в горле, ибо при звуке этого имени прочные стены дворца затрепетали, словно листья в лесу под внезапным шквалом ветра. Цвета поблекли, будто кровь отхлынула от лица испуганного человека, и все стало бледного оттенка, как пейзаж, который можно увидеть ярким летним днем, полежав на спине с закрытыми глазами под жарким солнцем: все стало серым и неприветливым, все теплые цвета обратились в пепел. Потом из стыков камней пола, стен и колонн появились омерзительные маленькие существа: одни, словно кузнечики с человечьими головами и мушиными крыльями, другие, словно рыбы с жалами на хвостах, или толстые, как жабы, или извивающиеся, как угри с собачьими головами и ослиными ушами — отвратительные, чешуйчатые, мерзкие и неуместные в этом прекрасном дворце.

Кошмар минул. Цвета вернулись. Королева сидела с приоткрытыми устами, словно истукан. Потом она промолвила тихим дрогнувшим голосом, потупив взор:

— Господа, просите вы о необычном, с чем мне доселе не приходилось сталкиваться. Благородны вы, и я заклинаю вас не произносить вновь это имя. Во имя святых Богов, не произносите его вновь.

Лорд Юсс промолчал. Невеселы были его мысли.

В надлежащее время маленький стриж по приказу королевы проводил их в их спальные покои. И там, на больших, мягких и душистых ложах, они улеглись спать.

Юсс долго бодрствовал в неверном свете, и на сердце у него было тревожно. Наконец, он погрузился в беспокойный сон. Мерцание светильников смешалось с его снами, а сны — с мерцанием, так что он не знал, во сне или наяву видит он, как стены спальни расходятся в стороны, открывая дорогу лунному свету, и одинокая горная вершина поднимается, обнаженная, из моря сияющих под луной серебристых облаков. Ему показалось, что он обладает способностью летать, и полетел он к этой горе, и завис в воздухе, глядя с близкого расстояния на нее и на окружавшее ее кольцо призрачного огня. И на вершине горы он увидел подобие крепости или цитадели из позеленевшей от старости меди, иссеченной вековыми морозами и ветрами. На крепостных стенах собралась большая призрачная толпа мужчин и женщин, которые ни на миг не останавливались и то бродили по стене, вздымая руки вверх, будто вознося мольбу к хрустальным небесным светилам, то падали на колени у медных зубцов, закрывая лица руками, то таращились, будто лунатики, в пустоту перед собой. Одни казались воинами, другие своими дорогими одеждами напоминали придворных: правителей, королей и королевских дочерей, мрачных бородатых советников, юношей, дев и венценосных королев. И когда они двигались, и когда останавливались, и когда будто бы громко и горестно кричали, все оставалось безмолвно, как могила, а лица этих плакальщиков были мертвенно бледны, как у трупов.

Потом показалось Юссу, что он видит справа едва возвышающуюся над стенами медную башню с плоской обрамленной зубцами крышей. Он тщился закричать, но казалось, будто какой-то бес душил его, ухватив за горло, ибо не раздалось не звука. И в середине крыши, на каменной скамье склонилась некая фигура; подбородок покоился на могучей правой руке, а локоть опирался на подлокотник скамьи. Человек был закутан в пышный плащ из золотой ткани, а его массивный двуручный меч был подле него, тускло сверкая сердцевидной рубиновой головкой эфеса в лунном свете. Ничто в нем не изменилось с тех пор, как Юсс в последний раз видел его на своем корабле, перед тем, как их поглотила тьма; лишь румянец жизни будто покинул его, и чело его, казалось, было омрачено печалью. Его глаза встретились с глазами брата, но в них не промелькнуло узнавания, и он продолжал смотреть, будто вглядываясь в некую удаленную точку по ту сторону звездного света. Юссу показалось, что именно таким он и ожидал найти своего брата Голдри: не склонившим голову перед тиранией державших его в неволе темных сил, терпеливо бодрствующим, подобно богу, одинаково пренебрегающим жалобами тех, что разделяли его темницу, и угрозой окружающей его бесприютной ночи.