Redhat - Жизнь замечательных братьев

Рабастан хотел было возразить, но на ум не шло ничего толкового. Когда‑то Темный Лорд проводил с ними подобные занятия, которые Пожиратели называли «проверками» — всегда внезапные, странные, с непредсказуемыми сценариями. Польза от «проверок» была немалая, они развивали слизеринскую стойкость и хитрость и учили находить слабые места даже в тщательно продуманных стратегиях противника. Но быть пойманным на эту удочку, быть застигнутым врасплох сейчас – этого Раба не мог простить ни себе, ни брату, ни затейнику–Антонину.

Явно чувствовавший себя победителем Малфой допил вино, поднялся из‑за стола и подошел к окну. Встав за портьерой, он минуту созерцал свои заснеженные владения, а затем вернулся.

— Бдительность превыше всего, — ухмыльнулся хозяин, цитируя старого врага Аластора Хмури. – Дама и господа, будьте так любезны присоединиться к нашим товарищам на чердаке – похоже, к нам и вправду пожаловали авроры.

И с этими словами Люциус изящно махнул платком в сторону ослепительно белой равнины, на которой, утопая по колено в снегу, растянулась цепочка крошечных черных фигурок.

На чердаке было холоднее, чем в азкабанской камере, когда штормовой ветер проникал в невидимые щели и пробирал арестантов до костей. Видимо, хозяин Малфой–мэнора давно смирился с тем, что ремонтировать северную часть здания не было никакого смысла – именно в этих, самых древних подземельях когда‑то мучились пленники грозных господ, а до недавней поры хранилось множество запрещенных предметов и книг. Обветшавшие перекрытия не выдерживали все повышавшегося уровня темномагической активности, стены трескались, куски штукатурки валились на головы домовым эльфам, но у Люциуса было множество других забот, и до северных комнат не доходили руки.

— Дракон тут все спали! – ворчал Долохов, осторожно поднимаясь по пыльной скрипучей лестнице без перил. – Какое запустение! Зачем нужны такие хоромы, если следить за ними некому?

— Что правда, то правда, — поддакнул карабкавшийся следом Джагсон: на его седеющие волосы налипла паутина, а правый бок и рукав мантии сильно испачкались – оступившись на пятой ступеньке, Пожиратель прислонился к годами нечищенной стене.

— Да все же лучше, чем мерзнуть на улице, — подбодрил сам себя Антонин.

— Что правда, то правда, — безразлично откликнулся соратник.

Отыскав на ветхом чердаке безопасное с виду место, беглые заключенные забились туда и принялись обсуждать свои дальнейшие планы. С Джагсоном невозможно было разговаривать – он вслух грезил рулеткой в Монте–Карло, сияющим фасадом казино и декольтированными красавицами, которые со смехом бросали кости на зеленые столы.

— А по мне, так лучше карты, — бубнил Долохов, жуя полученные на Малфоевской кухне бутерброды – заспанная толстая эльфийка, которая их готовила, была этим крайне недовольна. Устав от пустой болтовни товарища, Антонин вытащил краденую волшебную палочку, трансфигурировал крепкую чурку в молоток, наколдовал из щепок гвоздей и деловито принялся за починку дырявого пола.

Если бы не милое развлечение, в ходе которого Тони отомстил Рабастану за все те годы, что младший Лестрейндж гремел по утрам цепями, вынужденное пребывание у Малфоев показалось бы Пожирателям смертельно скучным. Однако, вскоре к ним присоединились мрачные и усыпанные волдырями соратники, и прятаться на чердаке стало гораздо веселее. Вдоволь поиздевавшись над Рабой, пожалев Беллатрикс и поделившись бутербродами с Родольфусом, Антонин и Джагсон выслушали историю Лестрейнджей и рассказали о собственных скитаниях. Ближе к вечеру два сердитых эльфа притащили подносы с едой, заявив, что авроры вымотали хозяину все нервы, и он никого не желал видеть. Чуть позже Хопси приволок несколько жестких матрасов; по словам господина Малфоя, в целях всеобщей безопасности компании беглецов предстояло ночевать на чердаке.

— Вам не кажется, что Люциус слишком много на себя берет? – изложил свои мысли раздосадованный Джагсон.

— Авады ему мало, — пробурчал Руди, разглядывая плоды строительной магии Долохова.

— Не то слово! – взвилась Беллатрикс. – Вот был бы здесь Волде… ой!

— Я здесь, — донесся из темного угла тихий высокий голос.

Последовала пауза, а затем раздался гулкий удар – это Тони уронил молоток.

— Повелитель!! – ахнула Белла, падая на колени и простирая к Лорду покрытые струпьями руки. – Какая отрада видеть вас, мой Повелитель!

— Ты меня не видишь, я под разиллюзионным, — несколько задорно ответил Волдеморт, приближаясь к верным слугам. Родольфус с Рабастаном переглянулись и синхронно бухнулись ниц, Джагсон, кряхтя, опустился на правое колено, а Долохов отвесил Лорду земной поклон.

— Мои храбрецы! – улыбнулся Темный Лорд, принимая свой телесный облик. – Я тоже рад видеть вас в добром здравии! Беллатрикс, помилуй, что у тебя с лицом?

«Это что у вас с лицом?» — чуть было не ляпнула госпожа Лестрейндж, с благоговейным ужасом взирая на безносую зеленоватую физиономию. Опомнившись, ведьма перестала пялиться на Повелителя и залилась горючими слезами.

— Люциус Малфой изволил шутить над нами! – всхлипывала она. – Он забыл, кем мы были, сделал из нас посмешище, мой Лорд!

— Это точно… – задумчиво проговорил Волдеморт. – Руди, Рабастан, поднимитесь! Салазар великий, ну и видок у вас! Чья это работа?

— Малфоевских эльфов, мой Лорд, — буркнул старший Лестрейндж; Раба вытаращился на Темнейшего и не мог произнести ни слова, что, впрочем, было только к лучшему.

— Никогда не видел более жутких стрижек, — процедил Повелитель, блеснув в тусклом свете идеально лысым черепом. – Это необходимо исправить, и немедленно – ну‑ка, идите сюда, мои хорошие! Беллочка, не порти платье, вставай, — порекомендовал он мадам Лестрейндж, которая пыталась ползти по полу и цеплялась подолом за Долоховские гвозди.

— Э–э–э… – Лорд засучил рукава, обнажив худые безволосые руки (явно не знакомые ни с гирями, ни с гантелями, как отметил про себя Раба). – Для начала уберем это, — волдыри посинели, посерели, а спустя минуту и вовсе испарились. – Белла, повернись – о, да с твоей шевелюрой все в порядке!