Андрей Завадский - Путь

Гвардейцы спешили, движимые страхом и чувством стыда, ибо впервые не смогли защитить своего короля, того, кто возвысил их, безродных чужеземцев, над всеми рыцарями и лордами, кичившимися десятками поколений славных предков. Они торопились, успев вооружиться, и даже натянув доспехи, хотя о броне позаботились далеко не все. Не меньше полусотни бойцов, ощетинившись клинками и алебардами, приближались к трапезной, готовые к бою. И они с удивлением замечали, что кроме нескольких мертвецов не наблюдают более никаких признаков врага, даже не представляя, кто именно и зачем пробрался во дворец себе на погибель.

Оберт Дер Габельн, лично возглавивший спешно собранный отряд, неуклюже бежал, спотыкаясь и лязгая доспехами, при этом еще успевая подгонять своих воинов. Случилось неслыханное - во дворец проник враг, проник, миновав многочисленные посты, и оставив за своей спиной дорожку из трупов, по которой теперь и шли гвардейцы, точно охотничьи псы по следу спугнутого зверя. Каждый из них испытывал смятение, ведь будучи теми, кому более всего доверял король Альфиона, они не оправдали его надежд. Но еще была возможность исправить ошибку, смыв позор кровью врагов. Не важно, кто, как, для чего прокрался во дворец, главное, что сейчас они ощутят на себе весь гнев гвардейцев короля Эйтора, и никто не уйдет отсюда живым.

Казавшийся бесконечным коридор внезапно уткнулся в приоткрытые двери трапезной залы, из которой лился яркий свет, и доносились звуки боя, которые легко узнал каждый из воинов в алых мундирах, украшенных головой вепря на гербовом щите. А перед дверьми стояли два человека, один из которых был даже не вооружен. Увидев их Дер Габельн опешил на мгновение, но затем разглядел в самом проеме еще с десяток вооруженных самострелами и мечами воинов, и уверился, что без боя все же не обойдется, чему он был весьма рад.

- Стой, - рявкнул капитан гвардии, когда между гвардейцами и их безымянным противником оставалось шагов сорок. - Оружие к бою! Латники - вперед, лучники - во вторую линию!

Наемники, прошедшие суровую школу еще в родном Дьорвике четко исполнили приказ. Толпа словно выплюнула вперед три десятка воинов с алебардами и мечами, а за их спинами расположились немногочисленные лучники. Вообще длинный боевой лук был не лучшим оружием для схватки в такой тесноте, но зато хватит и одного зала, чтобы смести ничтожную горстку врагов. На таком расстоянии бронебойные стрелы насквозь прошьют любые латы, и тот, кто окажется мишенью, не будет иметь ни единого шанса. Чистая победа, причем почти без крови!

Как ни странно, те двое чужаков, что так отважно выступили вперед, даже не дрогнули. Более того, у одного из них, узкоплечего, тщедушного, никак не казавшегося воином, на устах промелькнула злорадная улыбка. Увидев ее, капитан королевской гвардии ощутил безотчетный страх, ибо он не привык, чтобы так встречали приближение его исходящих яростью бойцов.

Оберт Дер Габельн стал на левом фланге шеренги мечников, невольно теснее прижимавшихся друг к другу, образуя стальной кулак, способный в могучем порыве смести любого противника. Рыцарь, один из немногих, был облачен в латы, к тому же нахлобучив на голову элегантный салад, оставлявший наполовину открытым лицо. В руках воин сжимал верный клинок, тяжелый полутораручный меч, не раз приносивший своему хозяину победу на турнирах и в настоящем бою.

- Эй, вы, - гаркнул в полумрак коридора капитан гвардии. - Немедленно сложите оружие, и тогда вас будет ждать справедливый суд! А если не подчинитесь, то все будете убиты без пощады!

Почему-то Дер Габельн не решился атаковать с ходу, пожелав решить дело миром. Возможно, противник не казался ему, рыцарю, прошедшему десятки сражений и сотни смертельных дуэлей, по-настоящему серьезным, достойным того, чтобы потом гордиться этой победой, и воин, с молоком матери впитавший кодекс чести, попытался обойтись без никчемного кровопролития. В прочем, его предложение вызвало вовсе не тот ответ, какого ждал Оберт.

- Ты, ничтожество, как смеешь грозить великому магу, - совершенно по-змеиному прошипел тщедушный человечек, на голове которого рыцарь заметил странную диадему, как будто бы из хрусталя. - Подите прочь, псы, если вам дороги ваши никчемные жизни!

Узкоплечий подался вперед, будто хотел атаковать, и Оберт Дер Габельн, решив более не медлить, взмахнул мечом, подав знак лучникам. Скрипнули тугие тетивы из сыромятной кожи, такие, что не теряли упругости ни в мороз, ни под дождем. И одновременно тщедушный человек, величавший себя магом, тоже взмахнул рукой, будто нанося рубящий удар по нисходящей незримым клинком.

В последний миг дьорвикский рыцарь увидел, как в воздухе перед его противником наливается пронзительно-голубым светом смутно знакомый символ. Дер Габельн еще успел удивиться, а затем провалился в ледяную бездну, за секунду до того, как окончательно угасло сознание, ощутив, как в легкие врывается морозный воздух, и кровь застывает в жилах.

Признаться, оказавшись лицом к лицу едва не с полусотней до зубов вооруженных воинов, Кратус на мгновение растерялся. О, вовсе нет, он не испугался, ибо прежде выходил победителем из схваток с еще более многочисленным противником. Трудность была в том, что большая часть известных чародею боевых заклятий казалась слишком разрушительной, чтобы применять их в стенах дворца без опасности для самого себя и своих спутников. Тем более мощными станут они, пройдя сквозь Линзу, потому-то Кратус и потратил несколько мгновений на размышления, найдя, наконец, нечто стоящее в тот же миг, когда лучники были готовы спустить тетивы, а строй латников качнулся, словно наступающая на берег океанская волна.

- Иса! - вдохнул маг, начертив перед собой руну Льда.

Коридор озарила вспышка, столь яркая, что Эгерт, о существовании которого маг успел позабыть, зашипел, прикрыв ладонью глаза. На несколько секунд воин ослеп, но Кратус был уверен, что его помощь не понадобится. Его чары разили наверняка, и подтверждением тому был сдавленный вопль ужаса, исторгнутый разом всеми до единого воинами Эрвина, в чьей памяти навсегда остался этот странный бой, жуткая расправа, подобной которой они не видели никогда раньше.

Волна холода прокатилась по коридору. Ледяной ветер вбил в глотки гвардейцев готовые вырваться оттуда проклятья и удивленные крики, обжигая легкие, обращая в лед кровь и плоть. Кто-то из лучников успел разжать пальцы, освободив тетиву, пустив стрелу, но и она на лету превратилась в ледяную иглу, а затем рассыпалась кристаллами инея.

Когда Эгерт открыл слезившиеся глаза и, прищурившись, взглянул на гвардейцев, он увидел лишь четыре дюжины статуй, словно высеченных изо льда. Но ни один мастер не добился бы такой точности, изобразив все до единой складки на одеждах воинов, каждую морщинку на их лицах, застывших в гримасе гнева. Кажется, никто из наемников даже не понял, что умирает, расставшись с жизнью легко и воистину молниеносно, и Эгерт лишь восхитился своим господином, ибо верил, что настоящий воин не должен доставлять своим жертвам лишних мучений.