Марина Броницкая - Я не Поттер!

— Невилл… – пробормотал я, пересчитывая тетради. – Опять ты! Тебе в туалет не пора, нет?

Пока мальчишка соображал, чтобы такого мне ответить, дабы не перегнуть палку, но все же оскорбить, я засобирался в спальню и уже успел немного отойти от кресла.

Но замешкавшись на секунду, прошептал пухлому на ухо:

— Заплатить, Невилл, заплатить…

Довольный достигнутым эффектом, то есть полным ступором Долгопупса, фантазия которого явно рисовала ему несколько иные способы оплаты, нежели сикли, я прошел в спальню, где споткнулся о разбросанные по комнате сапоги Симуса, незлобно чертыхнулся и упал на кровать.

— Сейчас Хельгу позову… – погрозил я жующему орешки ирландцу и тот живо слез с подоконника, памятуя о жуткой ненависти домовика к беспорядку и лицам его устроившим.

Под шум почти генеральной уборки и тихую ругань я поддался невеселому настроению и таким же мыслям. Ничего нового я не придумал, но с каждым разом мне почему‑то становилось легче. Грейнджер — любимица Дамблдора, да вся троица бегает к нему чуть ли не раз в неделю, докладывая о своих успехах в поисках чудовища и жутких догадках о принадлежности моего отца к лагерю кровопийц и просто нехороших людей. Тем не менее, я всегда считал, что девчонка… лучше меня. Однако она не постеснялась выкрать тетради. Подозревала, что пустые листы, в которые я так пристально вглядываюсь в библиотеке, словно думаю о чем‑то далеком, просто не могут быть обычными. Она улыбается мне целыми днями, сочувствует моей нелегкой доле, мы сидим рядом с ней на Чарах, а еще у нас один телескоп на двоих на занятиях по Астрономии. Гермиона могла спросить, а не лгать, но не стала. Допускает, что я именно такой, как обо мне говорят все вокруг, и не хочет, чтобы я это знал. Да к черту такую её дружбу, к черту!

— Убирайся… – прошептал я призрачной Грейнджер перед глазами и горькой обиде. Её не должно было быть, девчонка для меня как кость в горле все эти два года, ни поесть спокойно, ни поговорить, всегда рядом! Но осознавать, что я и есть то, против чего она явно всю жизнь бороться будет, со своим‑то инстинктом справедливости – неприятно… И вот это «неприятно» — неприятнее всего на свете!

— Чего? – заорал Симус, высунувшийся из под кровати, чумазый от обнаруженной там грязи.

— Хватит пыль подымать, — возмутился я, — уже и так как в пустыне во время бури! Полы помой лучше…

Он покорно согласился:

— В момент!

Как же приятно, когда тебя не раздражают, не спорят с тобой, а слушаются и понимают…

С этой мыслью я и заснул, впереди меня ждала трудная неделя, и хотя легких ждать не приходилось ни в ближайшем будущем, ни в далеком, ни в загробном, я все же немного преувеличил грядущие проблемы – все произошло быстро и почти безболезненно.

* * *

Это был нереальный план, слишком простой и в тоже время слишком странный, неправильный, больше похожий на спектакль для одного зрителя, а вернее – зрительницы. Билеты на него были проданы много лет назад, а роли распределила сама жизнь, и сомневаться не стоило – она отличный режиссер.

— А вот так? – спросил Риддл. – Так нормально?

— Нормально, только слишком спокойно, — сделал я ему замечание. – Надрыв нужен, отчаяние. Будто вы можете погибнуть и это вас не пугает. Это заставляет вас кидаться на её защиту и она…

— Хочешь на мое место?! Я уступлю, мне не жаль!

— Да нужно мне ваше место… – забормотал я виновато и замолк.

Том продолжил репетицию, кривляясь у высокого зеркала, пленником которого он был еще недавно, и я засмотрелся на него, представляя, как этот мальчишка будет «дружить» с первокурсницей, как будет лепить из неё верного человека, и чего это будет стоить мне…

Заставить Люпина не выпить зелье в положенный срок – проще простого. Хотя я видел, как его дрожащая рука тянется к заветному пузырьку в ящике стола, а тонкие усики над верхней рукой блестят от капелек пота, во мне самом не дрогнуло ничего.

Шестеренки бюрократической машины министерства завелись в положенный им срок. Нужные бумаги подписали нужные люди, и в их широкие карманы легко поместились увесистые мешочки, полные золота и галеонов. Дядя Люциус знает свое дело и хорошо его делает, не оставляя после себя ни следов, ни подозрений, ни недовольных таким щедрым вознаграждением. Само собой, Визенгамот и члены его судейской коллегии готовы были рассмотреть дело оборотня–убийцы в самые короткие сроки, а верные нам стражи Азкабана – выбрать камеру поближе к логову дементоров, в скале под крепостью, и подальше от любопытных взглядов. Альбус Дамблдор должен был быть вызван в неотложную командировку на Север, а отец обязался помешать его приятелям прочитать разум Ремуса и затуманить его на целый год. И как я знал, Люпин уже выпил зелье Забвения и оно начнет действовать тогда, когда папа того захочет и прочтет заклинание, действующее, как спусковой крючок. По прошествии этих месяцев читать было бы уже нечего, как и обнаружить подобные манипуляции, ведь пустая бумага выдает свои секреты лишь тому, кто точно знает, что на ней ищет.

В тот вечер Джинни шла к братьям в башню, чтобы забрать очередную посылку от матери со сладостями, еще более толстым и теплым шарфиком, и прочей дребеденью. Молли никогда не отправляла в Слизерин ни писем, ни гостинцев, ни даже обычных записок. Не знаю, отчего любящая мать заставляла свою дочь таскаться в Грифиндор каждый раз, когда ей вздумается. Может, надеялась, что та передумает возвращаться и останется?

Все те, на кого напускать животное не входило в мои планы, находились на безопасном расстоянии от меня и кабинета по Защите от Темных Искусств. В коридоре слышалась лишь легкая поступь Джинни да тихое мурлыканье — девчонка напевала какую‑то явно рождественскую мелодию и не подозревала, что ступить на ступеньки следующей лестницы прежней ей не судьба.

Мохнатое чудище, мало чем напоминающее волка, а больше похожее на волосатого дракона с огромной коричневой гривой и длинными клыками выскочило прямо перед ней и остановилось. Звонкий крик ужаса раздался в унисон с ужасающим рыком и эхом прокатился по коридорам замка, пугая всех его обитателей и без слов давая понять – помощь нужна или сейчас, или уже никогда.

Ну, если бы его кто услышал.

— Ликантропиум Доминус! – смелый мужественный голос принадлежал красивому парню со строгими чертами лица.

Решительной поступью он приблизился к оборотню, медленно развернулся и прикрыл собой окаменевшую Джинни, по щеке которой катилась одинокая слеза неописуемого страха перед смертью, перед которым пасуют даже самые храбрые и отчаянные, а не только маленькие и беззащитные. Животина замерла и упала на одно колено, однако с усилием подняла лапу и занесла её над головой Риддла, как и было задумано. Удар по призрачной голове Темного Лорда не причинил ему никаких неудобств, но такое положение дел огласке не подлежало, а потому конечность оборотня сшибла Тома с ног. Он отлетел на приличное расстояние и, как по мне, немножко переборщил с длительностью этого самого полета, а «очнувшись» у стены, застонал, будто прошедшая сквозь него лапа причинила ему много боли.