Светлана Багдерина - Не будите Гаурдака

— А… вот эта зелень перед глазами… — попытался изобразить описываемое на пальцах рыжий воин.

— Парк? — непонимающе оглянулся по сторонам волшебник.

— Нет, то, что всё теперь видно в зеленом свете, — помог пантомиме королевича Иванушка. — И тусклое… Дом зеленый, небо зеленое, позолота зеленая…

— Зеленые?.. — вытянулось лицо Адалета. — Не должны быть зеленые… У меня-то не зеленые… Хм… дайте-ка вспомнить… неужели я не скоординировал коэффициент переноса относительно корреляции преломления пучка?.. Давно я не применял это заклинание к третьим лицам, давненько… Столько не живут… Хм… Ну, что ж… Давайте попробуем еще раз, если плохо видно. Но вам еще повезло: могло быть и хуже, значительно хуже!..

— Не надо еще раз, не надо, видно замечательно! — торопливо вскинул ладони Олаф. — Только, разве что, зеленое всё… И рябит… как комары над болотом мельтешат…

— Ну, раз замечательно… — с облегчением расслабился старик, старательно пропустив мимо ушей вторую часть предложения. — Кто бы сомневался. Ночное видение — один из моих любимых коньков [41] Два других любимых конька Адалета, оставшиеся дома, в конюшне, под присмотром старого слуги — Удар молнии и Ледяной шар. . А в чем вопрос-то был?

— Его… на сколько хватит? — отчаянно мигая и кося в попытках привыкнуть к непривычному, угадал предмет беспокойства Олафа Иванушка.

— До восхода солнца. Так что, действуйте смело. Время не ждет!

У парадного Сенька оказалась первой.

Оглянувшись, не привлекло ли их блуждание по поместью ненужного внимания, она притулилась у мраморного вазона с пышными голубыми цветами неизвестной породы и стала ждать остальных.

Вторым закончил осмотр выделенного ему огорода размером с одно из лукоморских княжеств, Иван.

— Ничего? — коротко шепнула она ему из тени пузатой мраморной посудины.

Он вздрогнул, повернулся в сторону голоса, и покачал головой, приложив одновременно палец к губам.

Третьим к финишу, добросовестно обойдя надворные постройки, составляющие отдельный самостоятельный город утилитарного назначения, пришел отряжский королевич.

Сенька приветствовала его тем же вопросом, что и мужа.

— Ничего… — недовольно сдвинув брови, мотнул лохматой головой тот. — Говорю же я — шарлатанка она, эта…

— Тс-с-с-с… — озвучил свой жест Иван.

— Сам знаю, — буркнул отряг и отвернулся, разглядывая почти сияющую при свете серебристой луны белую уютную усадьбу Фреев.

Он окинул неприязненным взглядом колоннаду на крыльце, критично прищурился на увитые жимолостью размером с яблоко декоративные башенки по углам, осуждающе поморщился при виде золоченых чаш с орхидеями перед лестницей, сурово скривился в ответ алебастровой ухмылке упитанных львов у входа, и презрительно оттопырил нижнюю губу в адрес лепного вычурного карниза:

— Мещанство.

— Тебе не нравится? — удивился Иванушка. — По-моему, довольно симпатично. Для здешних мест.

— Финтифлюшки, — пренебрежительно покосился сначала на лукоморца, потом на семейное гнездышко двух богов юный воин. — Как у вас, изнеженных южан. Настоящий отряг отвергает роскошь.

— Но ты же сам говорил, что если богу в вашей стране никто не поклоняется, то он хиреет, чахнет и теряет силы? — едко напомнила Серафима рыжеволосому королевичу прочитанный им несколько часов назад краткий курс отряжской теологии. — Что-то это семейство не похоже на вымирающий вид, ни муж, ни жена.

Олаф смутился и непроизвольно потянул себя за перевязанную тонким сыромятным ремешком у левой щеки прядь толщиной с карандаш — неожиданный изыск, подозрительно напоминающий стиль «а-ля Мьёлнир».

— Ну… некоторые люди… может быть, и хотят… чтобы у них были какие-нибудь… вещи… А, еще ведь крестьяне у нас есть!.. Еду выращивают там… огороды разводят… скотину… еще, наверное, что-то делают… Но настоящего отряга это недостойно.

Серафима хотела ответить едко, что, похоже, единственное, что настоящего отряга достойно — это грабить других, но под укоризненным взглядом Иванушки прикусила язык.

— Не время сейчас ссориться, Сень, — тихо шепнул он ей на ухо.

— Тебя послушать — так ссориться никогда не время, — недовольно буркнула она, но, сознавая справедливость слов мужа, отвернулась, кипя и глотая так и рвущиеся на язык колкие и обидные слова в адрес удовлетворенно замолкшего рыжего здоровяка.

Сверху накатила волна холодного воздуха, и на них спикировал и остановился в нескольких сантиметрах от земли Масдай.

— Ну, что, обошли?.. — первым начал задавать вопросы Адалет.

— Обошли, ничего нет, — за всех отчитался Иван. — А у вас?..

— Нашел спальню, на первом этаже, там всё тихо. Вроде, уснули. Цверги, похоже, обитают у них где-то в районе кухни, но и там всё спокойно. Я открыл окно в другом крыле дома — начнем оттуда. Садитесь скорей. Утро не за горами, — торопливой азартной скороговоркой протараторил волшебник и махнул рукой.

Масдай завис у распахнутого настежь окна коридора третьего этажа.

Первой внутри дома оказалась Серафима. За ней последовал супруг. За ним, забодав в процессе чуть не насмерть раму рогами своего шлема, на золотистую ковровую дорожку с подоконника грузно спрыгнул Олаф.

— Осторожно!!!..

Только Сенькино проворство уберегло фарфоровую вазу на пьедестале между окнами от скоропостижной гибели, а их отряд — от такого же скоропостижного обнаружения.

— Ты смотри глазами-то, куда граблями машешь!.. — ласково попеняла она ему, поднимаясь с пола в обнимку с кусочком, едва не превратившимся в осколки, древней вамаясьской культуры.

— Понаставили тут всяких склянок!.. Хапуги…

Горя не столько от возмущения, сколько от смущения, отряг осторожно, чтобы не задеть ненароком еще чего-нибудь, легко роняемого и разбиваемого, в изобилии расставленного по длинному узкому коридору, прижался широкой, как простенок между окнами спиной к противоположной стене.

— Может, тебе лучше снаружи остаться? — сочувственно сравнил ширину коридора и плеч королевича Иванушка. — Пока не поздно?

— Сидя на ковре, кольцо не найдешь, — с тоской кинув последний взгляд на Масдая и устроившегося на нем Адалета, проговорил Олаф, и решительно двинулся направо, бормоча что-то себе под нос — то ли ругательства в адрес фальшивых пророков, то ли имя кольца.

— Граупнер!.. — негромко позвала и Сенька, прислушалась, и зашагала легкой неслышной поступью налево.

— Что-то темнеть стало… Луна, что ли, прячется… — пробормотал Иванушка, снова потер глаза, и присоединился к жене.

— Граупнер!.. Граупнер!.. Граупнер!.. — разносились их призрачные шепотки как пугливое эхо сначала по коридору и безлюдным [42] Или безбожным? комнатам третьего этажа, потом по гулким анфиладам второго, отражаясь от сотен и тысяч статуй и статуэток, гобеленов и ковров, ваз, вазонов и вазочек, картин и зеркал, полок с драгоценными безделушками и шкафов с не менее драгоценной посудой.