Юлия Бажова - Сети

К моменту, когда Морган закончил третий безрезультатный обход берега, стемнело, а озеро заволок туман. Что теперь? Продолжать ждать? Продолжать спать? Доверчивая к легендам Каула внушила себе, что непременно должна получить совет от Богов. И получила без чьего-либо содействия, от самой себя. Самооколдовывание.

«Я не смогу обмануть себя».

Единственная странность в этой истории – таинственное появление лодки. Могла ли Каула не заметить ее сразу просто потому, что ее глаза были застланы легендой? Морган опустился на валун, наклонился вперед, потягивая ноющие мышцы. Поторопился. Прежде чем мчаться сюда сломя голову, надо было расспросить кого-нибудь еще, кто имел дело с Храмом. Взгляд упал на гладкую поверхность озера, не нарушаемую плеском рыб. Может, это озеро – обман зрения и на самом деле это огромная лужа по колено глубиной?

Морган опустил руку в воду: возле берега вода прогрета настолько, насколько позволяет весна. Почему бы и нет? Лучше действовать, чем ждать чуда. Он бросил трости, скатал и обвязал вокруг пояса плащ. Сапоги… Снять или оставить? Ну их! И плюхнулся в воду, с ясным осознанием того, что вплавь искать место, где в озеро впадает река, которая, возможно, существует лишь в легенде, – одна из наиглупейших идей, когда-либо его посещавших. Нет, не лужа. Ногой дна не достать. Но вода не ледяная. Значит, здесь бьют горячие ключи.

Плыть оказалось легче, чем ходить. Даже приятно, словно мышцы нуждались именно в такой нагрузке. Ярд за ярдом… И вот уже берега затерялись в темноте.

«Куда я плыву? Я даже не знаю, с какой стороны река. И если даже я отыщу ее, что дальше?.. Любопытно, чужая воля мною движет или все еще своя?»

Удовольствие от заплыва постепенно испарялось, а тело начало деревенеть и тяжелеть. Морган попытался освободиться от сапога, надавив на пятку другой ногой. Глотнул воды, закашлялся и едва не пошел ко дну. Поздно. На берегу надо было думать. Гребаные жрецы. Сколько жаждущих помощи Богов осталось там, на дне? Или, может, жрецы действуют подобно тому, как некоторые учат плавать своих детей – выкидывают в воду в глубоком месте: хочешь жить – плыви. Ребенку, конечно, не дадут утонуть. Кауле подсунули лодку.

«А как будет со мной? По Высшей Справедливости. Как лучше для всех».

Все же миром правят Боги, а не жрецы. Моргана охватило своеобразное облегчение: так бывает, когда стрела уже выпущена, но еще не достигла цели.

«Отдышусь и поплыву дальше. Буду двигаться, пока хватит сил».

Он перевернулся на спину и стал смотреть на звезды. Ветер разорвал туман, и сияющие точки щедро усеяли глубокую черноту небес. Они были так близко, что казалось, достаточно протянуть руку. Среди звезд выделялась одна – крупная, мерцающая оранжевым светом. В древности, по легендам, приговоренному полагалось высказать последнее желание. Морган обратился к оранжевой звезде: «Пускай нежный полевой цветок, прелестный в своей скромности, достанется достойному – тому, кто без Дара разглядит за внешней сдержанностью сияние звезды».

Пристроить милую застенчивую девчушку в надежные заботливые руки – не слишком сложная задача для Богов, пусть даже девчушка из другого мира и поклоняется другим богам. Все едино.

Звезда становилась все ярче и начала расплываться перед глазами. Она плавно скользила над водой, оставляя за собой искристую змеящуюся дорожку. Свет выхватил из клубов тумана силуэт в длинном темном одеянии с шестом в руке. На конце шеста блеснула горизонтальная, сужающаяся к концу полоса металла. Морган ошалело заморгал, стряхивая воду (слезы?) с ресниц. Неужели мифические бредни про безобразную костлявую старуху с косой – правда? Снова не заметил, как окочурился?

Совсем близко раздался всплеск, в плечо ткнулось что-то твердое. Онемевшие от холода пальцы инстинктивно попытались схватиться за предмет и соскользнули. Темная фигура наклонилась, под мышки просунулись руки, дернули Моргана вверх, в грудь врезался раскачивающийся бортик лодки. Его тянули и тянули, пока наконец его негнущееся мокрое тело не рухнуло внутрь. Женский голос ворчливо пробормотал «чудило» или что-то в этом духе. Шевелиться не было сил, и Морган все еще не мог восстановить дыхание. Так бы и лежать, уткнувшись лицом в пахнущий просмоленной древесиной, высохшими водорослями и застоялой водой решетчатый настил. И чувствовать под собой твердую поверхность. Отдыхать Моргану не позволили. Женщина принялась тормошить его, пытаясь привести в сидячее положение. Ее ладони казались ледяными. Морган не помогал ей. Он все время пытался поднять голову, чтобы рассмотреть свою спасительницу, но голова падала на грудь.

Когда его усадили, точнее, довольно компактно для его роста сложили и привалили к борту, он наконец нашел в себе силы разогнуть шею. На него в упор смотрело безносое лицо с огромными черными глазницами. Морган крякнул от изумления. Приподнялся, высматривая среди посеребренной звездами черноты плавающее лицом вниз тело. И не увидел. Очевидно, сапоги все ж таки утянули его на дно.

– Я умер? – простодушно уточнил он.

– Смерти нет, – последовал бесстрастный ответ.

«Значит, умер».

Морган с облегчением рухнул обратно, но промазал, угодив лбом в колени Смерти. И обнаружил, что так лежать гораздо удобнее. Его чем-то укрыли, сделалось темно, тепло и уютно, словно он вернулся в материнское чрево. Слов не было. Вместо них хлынули слезы. Слова пришли позже, и понеслись стремительно и неудержимо, как снежная лавина с горы.

– О великий Творец, на восходе дня мы славим тебя, – певуче произнес голос.

Морган потряс головой. Вокруг было светло. Он полулежал на дне лодки, накрытый кожаным плащом. Мокрая одежда липла к телу, в сапогах хлюпала вода, но холода не ощущалось. Что это было? Характерный сладковатый привкус во рту, какой бывает при пробуждении, отсутствует. Значит, не спал.

Лодка скользила по извилистому протоку, зажатому между каменными берегами, – настолько узкому, что его ширины едва хватало на размах весла. Берега сплошь заросли деревьями – местами их кроны почти смыкались над головой. Сумрачно-зеленоватый воздух был по-утреннему густым, налитым сыростью, а прозрачная вода приняла оттенок усеивающих песчаное дно мелких округлых камушков, отчего казалась бирюзово-молочной. Сочетание тихой сонной воды, буйной зелени, такой непривычной в горах, и укутанных мхом камней завораживало. На веслах сидела женщина, одетая как воин – кожаные штаны и кожаная безрукавка поверх рубашки, – загорелая и широкоплечая. Длинные, русые с серебром волосы болтались сзади конским хвостом. Ничего похожего на шест с металлическим лезвием в лодке не наблюдалось. За спиной жрицы стояла погасшая масляная лампа.