Михаил Крюков - Еретическое путешествие к точке невозврата

— Счастливец! Счастливец! Это потому, что ты живёшь в своей глуши, ни о чём не беспокоишься, у тебя нет ни сварливой жены, ни надоедливых детей…

Альбрехт, казалось, уже забыл, что совсем недавно собирался приискать Вольфгеру невесту.

— Знаешь, вот как раз насчёт беспокойства я и хотел с тобой поговорить… — сказал барон.

— Ну что ж, пойдём, — сказал Альбрехт и первым вышел из комнаты, шелестя полами своего роскошного одеяния.

Кабинет Альбрехта Бранденбургского являл собой разительный контраст с парадной залой: здесь всё было скромным и рассчитанным на работу: стол без скатерти, пюпитр у окна, лавки вдоль стен, голый пол, специальный стеллаж с ячейками для свитков и книг. Курфюрст уселся за стол, ловко и привычно расправив мантию, и указал Вольфгеру и монаху на кресла по другую сторону стола.

— Вина? — коротко спросил он.

— Не откажусь, — кивнул Вольфгер, в горле у него давно пересохло.

Курфюрст позвонил в колокольчик, у двери немедленно возник монах.

— Вина и сластей, — приказал Альбрехт, — и никого сюда не пускать, я занят!

— Итак? — спросил он, подперев кулаком жирный подбородок.

Вольфгер вспомнил длинный, утомительный и уклончивый разговор с Антоном Фуггером, поэтому решил сразу начать с главного:

— Ты слышал что-нибудь о плачущих кровью иконах?

Альбрехт резко откинулся в кресле:

— Вот как! Значит… значит, и у вас тоже?

Вольфгер кивнул.

Архиепископ Майнцский помрачнел и тяжело задумался. Барон не верил своим глазам: добродушный, чудаковатый, хвастливый и немного напыщенный барин куда-то исчез. Перед ним сидел совсем другой человек: хитрый, умный, жестокий, знающий цену каждому слову.

«Берегись, барон! — подумал он, — Этот господин за прошедшие годы много чему научился. Как бы он не отправил нас с монахом в застенки к братьям-инквизиторам…»

Вольфгер взглянул на отца Иону. Испуганный монах робко сидел на самом краешке дорогого кресла.

— Да, я знаю про иконы, плачущие кровью, — нехотя молвил курфюрст. — Я расскажу тебе, Вольфгер, но, конечно не всё, а только то, что имею право рассказать человеку, не имеющему церковного сана. Но прежде я хочу спросить у тебя: а что ты сам об этом думаешь? Ты и твой почтенный монах.

— Я рассказал тебе ещё не всё, — продолжил Вольфгер, — отец Иона пришёл ко мне в великом страхе. Он поведал, что из храмов исчезла, как бы это сказать?.. Святость.

Вольфгер остановился и вопросительно взглянул на Альбрехта, правильно ли тот понял его слова, но курфюрст кивнул и сделал рукой приглашающий жест, мол, продолжай.

— Так вот, мы долго думали над тем, что произошло, судили, рядили, рассматривали вопрос и так, и этак, у нас получилось несколько версий, но они… ну… одна хуже другой. Продолжать?

— Продолжай, — сухо сказал Альбрехт и пододвинул к себе лист пергамента и чернильницу.

— Хорошо…. Итак, первая версия заключается в том, что грядёт конец света.

Курфюрст заметно вздрогнул.

— Да, грядёт конец света, — отчётливо повторил Вольфгер, — и тому явлены пророчества, которые упоминаются в Откровении Иоанна Богослова. Ты сам их знаешь: голод, чума, восстания черни, плачущие иконы, отпадение от христианской церкви целых провинций, появление ложных верований, я имею в виду, прежде всего, учение Лютера.

— Что же могло явиться причиной этого?

— Кто знает? — задумчиво сказал Вольфгер, — возможно, грехи рода человеческого переполнили чашу Его терпения, возможно, виной тому богопротивное учение Лютера, а возможно… прости меня, Альбрехт, проступки князей церкви — симония, [44] Симония (по имени иудейского волхва Симона) — продажа и покупка церковной должности или духовного сана. торговля индульгенциями, нарушение целибата…

— Что ж, если это так, то нам остаётся только смиренно молиться и ждать, ибо точный час начала светопреставления неведом никому, кроме Него, — осенил себя крестным знамением Альбрехт.

— Но хотелось бы всё-таки быть уверенным, — сказал барон.

— Зачем? — удивлённо поднял брови курфюрст.

— Чтобы завершить свои земные дела и уйти в вечность не как баран, которого влекут на бойню! — неожиданно рассердился Вольфгер.

— Ты богохульствуешь, друг мой, — с мягким укором сказал Альбрехт, — впрочем, твоя запальчивость так понятна…. Продолжай, прошу тебя, — и он что-то записал на пергаменте.

— Хорошо. Вторая версия состоит в том, что Он решил отвратить свой взгляд от римской курии и обратиться к Лютеру.

— Вот как! — от неожиданности Альбрехт уронил каплю чернил на пергамент. — Это… смело! Более чем смело! А третья версия?

— Что ж…. Она проста. Господь решил отобрать длань свою от нашего бренного мира, его более не заботят наши печали. А мир, который оставил бог, немедленно будет захвачен дьяволом.

Альбрехт Бранденбургский долго молчал. В кабинете установилась тяжёлая тишина, только громко тикали настенные часы — редкая и дорогая игрушка, до которых был так охоч хозяин замка.

— Признаюсь, ты удивил меня, Вольфгер фон Экк, — наконец, медленно сказал курфюрст.

Он встал и подошёл к окну. Вольфгер и отец Иона тоже поднялись на ноги, но Альбрехт усадил их обратно движением руки.

— Ты ясно и чётко выразил то, над чем я, князь церкви, наместник Папы, размышляю уже давно и страшусь признаться себе в том, что вот так, легко и просто сейчас услышал от тебя.

— Значит… значит, это всё правда, ваше высокопреосвященство?! — фальцетом воскликнул отец Иона, — горе, о горе нам, грешным….

— Я не знаю, что из сказанного бароном фон Экк истина, — невесело сказал курфюрст, — но я знаю, что признаки непредставимого несчастья налицо, отовсюду ко мне стекаются доклады об этом.

Настоятели монастырей и приходские священники в панике, миряне, к счастью, ещё почти ничего не заметили. Ты можешь гордиться собой и своим капелланом, Вольфгер. Вы явили больше ума и наблюдательности, чем все мои учёные монахи, вместе взятые. Признаться, я давно потребовал от них разобраться в происходящем. Даже три колдуна-еретика, сидящие в темнице в ожидании костра, пытаются решить эту задачу в обмен на жизнь, но, увы, никто не продвинулся ни на волос. И, сдаётся мне, вас послало ко мне само Провидение. Возможно, именно вы поможете мне раскрыть эту мрачную тайну.

— Мы?! — удивился Вольфгер, — но что мы можем? Мы сами приехали испросить совета….

— Увы, — развёл руками Альбрехт, — сами видите, пока мне нечего ответить вам.

Каждый день и каждую ночь я молюсь, горячо, искренне, как не молился с детства, но не получаю ответа! Значит, нам остаётся надеяться только на себя. И, прежде всего, я полагаю, нужно вступить в переговоры с Лютером. И вы для этой цели люди самые подходящие.