Николай Ярославцев - Вождь из сумерек 3

Свистом подозвал жеребца и сел в седло. Пустой тул полетел на землю. А в руках появилась трубка. Пыхнул дымом. Что не говори, а без Лобастого жизнь осложнилась. Старина бы сумел предупредить, несмотря на всю свою не человеческую занятость. Может, напрасно стаю отпустил?

Тряхнул поводьями и перевел коня в галоп. Упущенное время не вернуть, но стремиться к этому надо. Его лошадке сегодня придется потерпеть. И не только сегодня. Зерном бы еще подразжиться, чтобы силенок хватило до места.

Мысли вернулись к не давним событиям.

Что это? Случайность? Ребятки оказались не в то время и не в том месте? Или он бездумно сам вылетел на них? А, может, закономерность, ставшая его постоянной спутницей? Жаль, спросить не догадался у ребят. Придется, как это не парадоксально звучит, быть осмотрительней. Или оформить пенсию по инвалидности. А что? Мысль вполне здравая и имеет полное право на существование. Имеются на то весомые основания. Но нет возможности по причине вопиющей не развитости системы социальной защиты. Остается одно. Смотреть в оба глаза.… И по мудрому совету Толяна крутить во все стороны башней. Ну, и ладно. Хоть какое-то занятие. Цивилизация еще не созрела до повального увлечения криминальными и любовными романами, и существующий вид транспорта мало располагает к тому. А если честно признаться и пристраститься к этому не успел в связи с катастрофическим дефицитом времени. И желания.

Жеребец, выплеснув в ничем не сдерживаемой гонке, свой гнев и злобу, перешел на легкую дробную рысь.

Стас улыбнулся.

Боится лошадка, что растрясет все его драгоценные, а того не понимает, что на войне умнее тот, кто выстрелит первым.

Голова пустая, как солдатская фляжка. Взбалтывать не надо. И думать, чем молчать. Если поболтать не с кем.

Поэтому сознание, пользуясь полным отсутствием контроля с его стороны, убежало вперед, полностью передоверив его бесценную плоть жеребцу. Обыскивает каждый лесок, заглядывает, как грибник под каждую ветку, под каждый кустик. Унеслось одним прыжком на много верст, взмыло ввысь, зависло над необъятным простором, чтобы прощупать каждую лощинку, заглянуть в каждый овраг. Остановилось в нескольких верстах от него, наткнувшись на быстрые тени в густой траве. Стая.… Так и не решилась бросить старшего брата одного в чужих охотничьих угодьях. Забежала вперед, чтобы почистить его охотничью тропу.

Было уже совсем темно, когда жеребец остановился. У его ног лежала тушка подсвинка, зарезанного безжалостными волчьими клыками. Стая позаботилась о его ужине. На языке выступила обильная слюна при одной только мысли о теплой трепещущей нежной плоти и горячей крови. Сглотнул слюну и, запрокинув голову, издал протяжный громкий вой. Стаю следовало поблагодарить. Подарок от души.

Жеребец от неожиданности заплясал на месте, прядая чуткими ушами и нервно вздрагивая кожей. Но тут же замер, остановленный его властной рукой.

-Привыкай, брат. – Пробормотал он, поглаживая влажную, гордо выгнутую, шею. – То ли еще будет. Береги нервы.

В его руках появилась торба с зерном. Одним движением закинул жеребцу на шею через голову. Конь тут же забыл о всех треволнениях и захрупал. Перемалывая зерна на зубах.

Стая умело и со знанием дела выбрала место для ночлега. Рядом весело журчал ручей. Тут же нашелся и хворост для его костра и сухостой. Прошло несколько минут, и рядом с ручьем затрещал, разбрасывая искры, костер. Нарезал мясо ломтиками, как хлеб, насадил на заостренные ветки и лег рядом с костром, принюхиваюсь к аромату запекающегося мяса. Взболтнул фляжку над ухом. Полная. Окружен со всех сторон трогательной заботой и дружеским вниманием. Есть кому накормить, есть кому и винцом угостить. Живи, не хочу.… Не жизнь, а курорт. Умирать не надо.

В костер с мяса закапал жир, в ноздри ударил запах и Стас почувствовал по настоящему волчий аппетит. Снял с костра импровизированный шампур и, обжигаясь, торопливо проглотил истекающий жиром и кровяным соком ломоть, почти не пережевывая. Отхлебнул из фляжки и потянулся за новой порцией. Сок стекал по лицу на голую грудь, жир застывал на руках, а он ел и ел, запивая мясо вином, чтобы остудить сожженную гортань.

Наконец, насытился и отвалился от костра, зажав в зубах трубку с не привычной тяжестью в животе. Давно уже не наедался до такого свинского состояния.

Незаметно сморил сон.

Проснулся от того, что стал задыхаться.

Вот до чего доводит обжорство, подумалось ему.

Тело вдавило в землю так, словно на грудь рухнула многотонная скала. Перед глазами космическая чернота. Бесконечная чернота! И он… крохотная одинокая песчинка.

Но его мозг жил давно уже своей автономной независимой жизнью и явно тяготился его присутствием. Дышать стало легче, хотя тело погрузилось в землю почти целиком. Мозг опалило жаром. Поднял руки, чтобы столкнуть плиту. Руки прошли, не встретив сопротивления. Но скала продолжала давить его в землю. Сделал еще попытку, чтобы выскользнуть из под невидимого пресса.

Мелькнула дикая мысль, что заживо пытаются похоронить.

В уши ударил ужасающий многоголосый вой. Так прежде голосили в русских деревнях женщины по усопшим.

Плакальщицы. Так их звали.

«Угадал! – Пробился в мозг приглушенный встревоженный голос. – Черный бог потустороннего мира пришел за тобой сам».

Над лицом оскаленный череп с пылающими холодным светом пустыми глазницами. Щелкает нижней челюстью, словно пытается сказать ему что-то.

Когтистые руки неумолимо тащат его вниз, вцепившись в волчовку. Сразу несколько рук, если можно назвать руками кости, лишенные плоти, сдавили шею. В ноздри ударил запах тлена с такой силой, что его чуть не вывернуло наизнанку.

Но времени на эмоции не оставалось. Объятия удовольствия не доставляли.

Перед взором появилась гигантская фигура, закованная в плотный, чешуйчатый панцирь с глухим забралом, точно повторяющим черты лица. В прорезях угрожающе горели мертвые глаза.

И тело, и разум сковал холод.

«Борись! - Голос с трудом пробился в мозг. – В тебе сила огня».

Рука, преодолевая сопротивление скелетов, медленно потянулась к повязке. И череп, жутко оскалившись, с металлическим стуком впился в его кисть. Послышался глухой скрежет и челюсть, рассыпая зубы, отвалилась на его грудь. Повязка слетела с лица и, яркий ослепительный свет столбом вскинулся к небу.

Давление на грудь ослабло.

Фигура черного гиганта заметалась в еле заметном зыбком свечении. И Стас перевернулся на живот. Еще одно движение и мечи гномов, полыхая голубым огнем, вылетели из ножен. Золотом вспыхнула вязь древнего заклинания.

Несколько неистовых беспорядочных ударов и хватка ослабла. Попробовал выпрямиться. Но не получилось. Будто не десятки безжизненных рук, а сама земля держала его, не желая отпускать.