Павел Буркин - Сила Мира

Когда три года назад наши семьи породнились, я не рассчитывал, что из этого союза можно будет извлечь хоть какие-то выгоды для города. Прежде всего, я хотел найти достойного супруга для моей любимой дочки и сделать ее счастливой…

Атталика дернулась, как от удара, попыталась вскочить, возразить… Но натолкнулась на яростный взгляд мужа, как на стену, и съежилась в кресле, изо всех сил стараясь стать понезаметнее. Налини этого хватает, чтобы понять все. Нахлынула вообще-то не свойственная ей ярость — совсем как тогда, в мире Лиангхара, и потом, когда поняла, что во всем случившемся виноват Бонар-старший, и никто другой. Но юная женщина вовремя сообразила, что делать главе рода замечание при всех не слишком-то вежливо, а главное, бесполезно, и занялась расставленной на столе, действительно роскошной снедью. В этом Элрику следует отдать должное: найти поваров и слуг после того, что случилось со старыми, очень не просто…

А Элрик тем временем продолжает:

— В плане политики от этого союза мы ничего особенного не ждали. Самое большее — получить возможность до известной степени влиять на тавалленскую политику и знать обо всех нововведениях темесской партии. В будущем мы бы могли выступать в роли посредников между враждующими партиями в магистрате, что тоже могло бы иметь важное значение. Но недавняя гибель Боргиля Одаллини, председателя тамошнего магистрата, изменила ситуацию, теперь наш союз с родом Бертье стал спасением. Мы имеем возможность, какая выпадает раз в столетие, не только сохранить все наше влияние в Семиградье, но и увеличить его, распространив на этот богатый и могущественный город…

Дальше Налини не слушает. Говорить красивые речи Элрик умеtn едва ли не лучше, чем фехтовать, а в сем тонком искусстве с ним мог бы поспорить разве что покойный младший сын. Но у красивых речей далеко не всегда столь же красивое содержание, особенно если вспомнить выступления того же Бонара-старшего на Архивной улице. Правда, пока от его речей особенного вреда нет (как, впрочем, и пользы), но она, не забывшая кровавого и страшного урока, чувствует смутную тревогу. Последний раз она кольнула в день свадьбы — как раз накануне войны.

Налини смотрит в дальний конец стола, где тесной и веселой группой сгрудились ученики. Сати сидит чинно, как и полагается аристократке на светском рауте. А вот Аэлла и Тетрик уплетают все, до чего могут дотянуться, да еще обильно запивали вином. Ну, а эрхавенские вина очень даже коварны, порой они заставляют людей творить Лиангхар знает, что. Как бы эта сладкая парочка (которая, не будь одному семнадцать лет, а второй — тридцать два, вполне могла бы стать чем-то большим, чем просто друзья) чего-нибудь не отмочила. Впрочем, сейчас важнее Элрик… Или, точнее, Эмерик. Понять бы, что кроется за предложением союза.

— Еще раз повторю, мы ничего не теряем, а скорее, приобретаем, от примирения с соперниками. Мы сможем сохранить связи с союзниками вне зависимости от перипетий тамошних междоусобиц… А теперь я вас на некоторое время покину: необходимо решить вопросы некоторые вопросы. Эмерик, где-нибудь через полчаса подойдете, и мы обо всем договоримся.

Элрик поднимается и покидает зал. Присутствующие сразу оживляются, веселеют. Все-таки присутствие человека, уже почти десять лет, по сути, правящего городом, изрядно сковывает пирующих. Где-то раздается смех, кто-то пошутил, пусть и плоско — и соседи по столу снисходительно смеются: здесь и сейчас, под воздействием лучших эрхавенских вин, может сойти с рук и не такое… Конечно, главное веселье начнется после полуночи, когда вино развеселит всех присутствующих по-настоящему, но уже сейчас за пиршественным столом воцаряется особая атмосфера праздника, в которую каждый, хоть раз испытавший на себе, желает окунуться вновь.

— Отдыхайте, пока можете, — велит Наставница ученикам. — Завтра я вас буду гонять до седьмого пота, так что наслаждайтесь свободой.

— А вы? — тут же спрашивает Аэлла.

— Надо поговорить с Элриком. Я ненадолго, переговорю со стариком и вернусь, — негромко поясняет Налини, выходя. — Только не шокируйте людей своим поведением. И с вином, смотрите, не переусердствуйте.

— Обязательно, Наставница, — за всех отвечает аэлла. — Мы же все понимаем! Да и Тетрик тоже.

Налини догнала Элрика на полпути. Старик шел к своему новому кабинету (точнее, старому кабинету Альфреда Дюранда, но бедняге теперь даже могила не нужна) размашистым шагом, и ступени старой лестницы жалобно скрипели под его сапогами. Налини догнала его не без труда.

— Постойте…

Элрик оборачивается и останавливается. Как бы то ни было, после гибели сыновей и внука именно она — второй после него человек в роду. Кроме того, она — старшая (не по возрасту, а по знаниям и заслугам) жрица. А главное, известные ей некоторые обстоятельства летних событий, если она скажет о них Верховной жрице или в Магистрате, вполне могут навредить роду Бонаров не меньше, чем взорвавшаяся бочка с порохом — орудийному расчету…

«Вот если бы она куда-то исчезла…» — мечтательно думает старик, но тут же обрвает крамольную мысль. Иногда она бывает поразительно догадлива, а ее советы пару раз спасли от весьма серьезных, хоть и не смертельных неприятностей в Магистрате.

— Ты о чем-то хочешь со мной поговорить? — учтиво спрашивает он, напустив на лицо самую медоточивую улыбку, какую только смог. Лучшими лицедейками Семиградья не без веских оснований считаются танцовщицы Великого Храма Исмины. Но им это надо для того, чтобы очаровать публику, самое большее — умилостивить богиню. А политику — чтобы спасти не только свою шкуру и богатства, но род и свое дело. Потому Элрик Бонар, вообще-то танцор более чем посредственный, по этой части равных себе почти не имеет… Разве что можно назвать Альфреда Дюранда, но тот со своей «Каттарией» упокоился на дне Эрхавенского залива, на радость рыбам и Пеннобородому Лаэю, морскому владыке. Туда уроду и дорога…

— Да. И немедленно: это очень важно, — произнесла Налини, накидывая край новенькой, сшитой ей и ученицами изумрудно-зеленой талхи. Машинально Элрик отметил, что она очень шла юной танцовщице.

— Интересно, Налини, кто глава рода — я или ты? — спрашивает старик с усмешкой. — Как, по-твоему?

Но Налини не принимает шутливого тона.

— Глава рода, конечно, вы. Но я, как вы помните, тоже вдова Бонара. И если я вижу, что глава рода ошибается, мой долг — помочь ему. А вы ошибаетесь, и очень серьезно.

— Не много на себя берешь? Когда родились твои родители, я уже эскадры водил…

— Раймон бы тоже водил… если б летом нашелся человек, который сказал бы вам в лицо, что за невестка получится из Убийцы Лиангхара!