Илья Крымов - Драконов бастард

Волшебник сочувствующе покивал, но прочувствовал ноты облегчения в голосе капитана.

— Значит, они все-таки победили эту тварь?

— Да. Да… э… ее сразил один… э… он был огромен, как айсберг, голос его походил на громовой раскат… э… говорят, что он разрубил чудовище пополам!

Моряк выдохнул дым через нос и скривился — будто расхохотался магу в лицо. Что-то ему действительно было ясно.

— А ты как, будешь участвовать в боях или намерен отсиживаться в башне? Я видел, на что ты способен, чар, с такими талантами грех не помогать вашим солдатам!

Тобиус нервно вздрогнул и сжал посох обеими руками.

— В… каких боях?

Трубка упала под ноги капитану.

— Ты что, ничего не знаешь?!

— Я почти год был оторван от мира в ледяном кошмаре под названием Ора и многое пропустил.

— Так… война же! Война, чар! Ривен же воюет!

— Рассказывай.

Спустя четверть часа серый магистр с помощью телекинеза поднял на борт все товары единым махом. Он бросил в воды фьорда капельку живого огня, которая растопила весь лед, а затем проделал работу, за которую любой другой волшебник предъявил бы счет величиной в солидное состояние, — он вселил в паруса шхуны духов морского ветра, и паруса эти наполнились и потащили корабль в море так, что мачты скрипели не переставая.

И днем, и ночью «Фредерика» неслась на юг, а волшебник проводил почти все время на носу, тревожно вглядываясь в горизонт. Это было мучительное время, его душу терзали призрачные страхи, которые превращались в живые кошмары. Когда Умраз закончил свой короткий рассказ там, в порту, Тобиус сначала не поверил, ему показалось, что все услышанное — это сущий бред, но пока что негде было искать вожделенных опровержений. К тому же это могло объяснить, почему Академия игнорировала любые его попытки выйти на связь в последнее время. Все, что он знал точно, — это то, что должен вернуться в Ривен как можно скорее. Дни и ночи морского путешествия оставались за кормой.

— Завтра утром мы увидим маяк Тальдебона, — сказал Умраз, кутаясь в драную овчину. — Боже, уж зима вроде как и миновала, но стужи… Тебя ведь не было год или около того, чар?

— Около. Я отплыл на Ору поздней весной одна тысяча шестьсот тридцать четвертого, а сейчас уже мархот одна тысяча шестьсот тридцать пятого. Как только увижу берег, я завершу путь самостоятельно. За мной нет никаких долгов, капитан?

— Какие уж там долги… Что ты будешь делать, чар?

— То, что скажет Академия.

— Воевать?

— То, что скажет Академия.

— Но ведь…

— Капитан, вы свободный моряк?

— Я торговец и перевозчик с лицензией, данной его величеством королем Архаддира Маэкарном Щедрым, да будет он жив и здрав.

— Но ходите вы не на рыбацкой лодчонке, а на шхуне. В случае войны с какой-нибудь морской державой навроде Марахога вас могут призвать в состав архаддирского флота. Если не как разведчика, то как перевозчика продовольствия. От кого вы будете получать приказания? От короля или от Адмиралтейства?

— Полагаю, что от Адмиралтейства.

— Именно. А сейчас в моей стране нет даже короля. Есть только узурпатор, который не ладит с Академией. А Академия — моя мать, мой отец. Ей я предан, и ей я обязан подчиняться, так что я буду делать лишь то, что прикажет Академия. Ступайте, капитан, я тоже скоро пойду к гамаку. Завтра будет тяжелый день.

Тобиус прислонился спиной к фок-мачте и прикрыл глаза. Он не собирался идти спать, потому что любая попытка устроиться в гамаке превращалась в долгую череду метаний, а те перетекали в тяжелое утро. Помогали не падать с ног медитативные техники, освоенные еще в Академии, и те, которым учили мастера-тестудины из озерного города Коре. Полностью сна они заменить не могли, но зато не давали ему сломаться. Даже такой закаленный разум, как у волшебника, нуждался в отдыхе.

Что-то нарушило его дрему. Подстегнутый тревогой, Тобиус вынырнул в полное сознание и прислушался. Сначала он не понял, что смутило его, но затем… тишина. Снасти больше не скрипели, волны не били о бока судна, паруса обвисли, как грудь старицы, и выглядели жалко. Внезапно наступил штиль. И это было бы не странно, если бы не чары Тобиуса: они исключали саму возможность штиля. Духи морского ветра должны были наполнять паруса без устали и гнать «Фредерику» до самых берегов Ривена.

Посох остался внизу, в трюме, при себе волшебник имел лишь жезл и ритуальный нож, которые и достал немедля. Кроме него, на палубе не было практически никого, лишь двое вахтенных рулевых стояли у штурвала, следя за курсом, да еще боцман примостился на бочке с мочеными яблоками и навахой что-то вырезал из деревянного бруса. Волшебник пошел по палубе, непривычно ровной, неподвижной. Волосы на его теле встали дыбом от чувства приближения чего-то очень, очень опасного. Чутье и интуиция мага — не то же, что у простого человека, это чувства, которым всегда стоит доверять. Волшебники, которые не доверяли своему чутью или не имели оного, надолго в мире живых не задерживались. Напрягая глаза, Тобиус прощупывал все вокруг Истинным Зрением, пытаясь найти хоть одно отклонение, хоть один след в энергетическом плане реальности, но помогло ему зрение простое. Маг заметил, как на фоне безоблачного неба, среди серебряных звезд зияет прореха. Звезды то зажигаются, то гаснут, будто этот сгусток темноты передвигается по выверенной траектории.

Тобиус поднес жезл к губам и стал шептать на него заклинание, а ножом по воздуху он «вырезал» мягко светящиеся магические знаки. Когда заклинание Рассеивание полностью сформировалось, он вложил в него большой заряд силы, гораздо больший, чем вкладывают обычно, плетение затрещало по швам — и волшебник выбросил жезл вперед. Рассеивание улетело за борт и исчезло. Долгие секунды ничего не происходило, затем пелена темноты дрогнула, обнажая бушприт, нос, снасти и паруса идущего на сближение кеча. [56] Двухмачтовое парусное судно.

— Полундра! Все на палубу! Полундра! — взревел волшебник.

Его голос потонул в грохоте вырвавшегося из жезла Магматического Копья. Заклинание, которое должно было разнести кеч на горящие щепки, словно прошло через незримый барьер и ударило корабль в нос, отчего начался пожар. Всего лишь жалкий пожар. Который, впрочем, тут же и затух. Несомненно, на борту вражеского корабля имелся свой маг. Кеч начал забирать южнее, чтобы сойтись со шхуной бортами, — несмотря на штиль, шел он проворно. По его палубе метались черные силуэты, абордажные кошки на длинных веревках перелетели через фальшборт шхуны, протянулись багры, затем команда кеча начала подтягивать суда друг к другу. Все происходило быстро, слаженно и в полной тишине с их стороны, пока команда «Фредерики» с ором и топотом носилась по палубе. Это внушало страх.