Алиса Акай - Иногда оно светится (СИ)

Я хотел сказать «Нет». И это слово даже появилось, легло на язык, почти вылетело. Но рассыпалось прахом.

— Да…

Он сделал еще шаг и я медленно прижал его к себе, чувствуя ладонями его холодное стальное тело. Шипы вонзились в грудь, под майкой стало мокро, но я не чувствовал боли и не думал об этом. Касание губ…

Последний поцелуй с миндальным привкусом неизбежности. Последняя секунда. Я чувствовал его губы и больше я не чувствовал ничего. Я не чувствовал даже Линуса ван-Ворта, который стоял с ружьем в руке, я падал куда-то, закрыв глаза, падал, зная, что дна уже не будет…

У этого падения нет конца.

Боль ворвалась в живот, расколола ребра, веером молний рзошлась по всему телу. Я попытался отскочить, понимая, что не успею, чувствуя, как тело превращается во вспухший отросток этой боли, непослушное и слишком, слишком, безнадежно медленное. Я выронил ружье и упал на бок. Пол оказался у самого лица и прямо перед глазами я увидел несколько трещин в полу. Они почему-то показались мне очень глубокими и очень красивыми, в них был какой-то смысл… Мозг цеплялся за что угодно, лишь бы отключить боль, помешать ей ворваться в рассудок и разрушить его.

А надо мной стоял Котенок и вместо глаз у него были два черных изумруда. От которых вних тянулись две тусклые влажные линии.

Мразь… Ярость всколыхнулась огнем в руках, заскрипела в сухожилиях, я рванулся, распрямляя руки, забыв про боль, забыв про то, что у меня вообще есть тело. Он был совсем близко. И когда у меня почти получилось, когда моя рука была совсем рядом…

Я не ударил.

Я не мог.

Я слишком долго смотрел в эти глаза. Слишком.

И все уже было потеряно.

— Прости, Линус, — сказал он. Голос прошелестел легким утренним бризом. Коснулся лица, — Так надо сделать.

Это мой путь.

Он был прав. Это был его путь. Путь графа ван-Ворта закончился давным давно и он напрасно пытался сменить его, обманывая себя тем, что идти можно до тех пор, пока хватит сил. Нет. Все пути кончаются. И силы тогда нужны только для того чтобы остановиться. Мне захотелось закрыть глаза, подарить себе хотя бы мгновенье темноты, прежде чем картечь войдет в голову, до смерти хотелось окунуться в себя, как нырнуть в черное ночное море.

Хотя бы секунду, крошечную часть секунды, мгновенье… Но я не смог закрыть глаз. и пожалел Котенка — ему придется стрелять, глядя мне в глаза. Но он сильный, он у меня смелый и сильный малыш, может он сможет оторвать взгляд…

Котенок поднял ружье, лежавшее рядом со мной, постоял немного, словно привыкая к его тяжести, потом положил обратно и вытащил из-за спины меч. Посмотрел на меня, моргнул и, резко повернувшись, вышел на лестницу. Он всегда ходил бесшумно, но доспехи мешали ему и я слышал их лязг, когда он задевал шипами стены.

Котенок…

И боль исчезла. Потому что я понял. И сорвал свое тело с пола, это непослушное и слабое тело, пропитанное ядом боли, рванул его вверх, потащил. Котенок…

Встать у меня получилось не сразу. Хромая, прижав руки к животу, который был огромным воспаленным нарывом, я проковылял несколько шагов.

Они почти подошли к маяку. Кайхиттены шли быстрым шагом, выставив перед собой оружие, солнце блестело на их мокрых бритых головах и доспехах. Зубы дракона, они умели только одно… Первые двое стали по бокам двери, я уже с трудом их видел, они были прямо подо мной. Еще двое ринулись было в проем, но замешкались, остановились. Возможно, для них он был слишком тесен. Или…

Он вылетел как молния. Его меч был лишь дрожащей полоской воздуха, но воздух этот был смертоносен — ближайший к двери, даже не успев отступить, выронил оружие, прижал обе руки к шее и, неловко крутанувшись на ногах, упал в песок. Они были очень ловки, им хватило секунды чтобы рассыпаться в стороны, уходя от гудящей стали. Лезвие звякнуло по чьим-то доспехам, но приглушенный, больше испуганный, чем рассерженный, крик показал, что меч Котенка все-таки нашел свою цель. Кайхиттены реагировали быстро — побросав оружие, бесполезное в короткой рукопашной схватки, они выхватили свои мечи и сомкнулись кольцом вокруг крошечной фигурки, которая танцевала на песке свой последний танец.

Мотылек может выбирать любое направление, он волен, как ветер, но его путь лежит через огонь.

Чем больше у тебя свободы, тем ярче ты видишь путь — единственный, по которому можешь идти.

И погружаясь в море, в бесчисленное множество направлений и течений, ты идешь ко дну.

Я видел, как Котенок крутанулся и тень его меча обрушилась на кайхиттена, который не успел заслониться собственным клинком. Тот захлебнулся хлынувшей изо рта кровью и осел почти бесшумно. Я видел, как за спиной

Котенка поднялся узкий палаш, но он был слишком медлителен — Котенок отпрыгнул и ударил сам. Палаш вместе с отрубленной рукой упал и исчез в облаке песка. Я видел…

Один из нападавших задел его по кисти, но Котенок не остановился. Он скользил, распластываясь по ветру, плыл, несся, танцевал, перетекал. Его движения были были ветром. Еще один человек, сунувшись в переплетение стальных теней, с воем выкатился обратно, прикрывая руками рассчеченную пластину на животе и вспоротый живот. Но сам Котенок был всего лишь человеком.

Сразу четверо бросились к нему, поднимая жала, они тоже беззвучно скользили по песку, неслись над ним.

Котенок проскочил под лезвиями, ткнул вслепую, но промахнулся и почти тот час тот, кто был за его спиной, нанес удар. Я видел, как брызнуло красным из рассеченной руки. И как скривилось от боли его лицо. Котенок, я обещал тебе, что тебя никто и никогда не обидит… Пока я здесь. Я обещал тебе.

Налитое свинцом тело не могло сделать и шага. Я заскрипел зубами, стирая их в порошок.

Мой бесстрашный. отважный грозный Котенок… Как же я мог…

Я сделал шаг.

Там внизу звенела сталь и ее звон был похож на клацанье хищных клювов. Котенок перехватил меч другой рукой, взмахнул, но удар ушел мимо, слишком слабо, слишком неточно… Кто-то ударил его ногой в бедро,

Котенок попытался отскочить, но не успел, закрутился и упал в песок. Но меча не выпустил. Пырнул ближайшего в пах, перекатился, привстал на колене. Он бился, понимая, что это его последний бой. Он бился не за себя — за меня.

Я сделал шаг.

Удар пришелся ему в голову, однако шлем смягчил его. Оглушенный Котенок опять упал, почти сразу же вскочил, но закачался, как пьяный, неуверенно стал размахивать мечом перед собой. Удар — сталь входит в его бедро.

Но он даже не закричал. Широко открыл рот, ударил наотмашь, отпрыгнул… Это были последние шаги в том пути, который был проведен для него когда-то кистью судьбы. Он не устоял на ногах, упал на бок. И все равно не остался лежать. Начал подниматься, опираясь на раненную руку, весь ало-серый от крови и песка. Но все равно готовый броситься в бой. Даже полумертвый. Полуослепший. Он защищал нечто большее, чем просто жизнь.