Андрей Дмитрук - Сувер

Выпрямившись и передохнув немного, он воочию представил себе, что произойдёт тогда. Содрогнутся в конвульсии скалы, земля качнётся. Трещины побегут по телу гранитного лжебога, склонится и упадёт с грохотом его голова. А затем — то ли незримой кольцевой волной, то ли фронтом сплошной черноты по Мнимому Царству растекутся демоны и ларвы. Моря и материки, горы и пустыни не будут им помехой.

Вслед за созданиями нижнего мира двинутся армии альдов, их крылатые небесные армады, их гигантские пароходы, набитые полумехами. Настанет, на веки вечные, союз тонких сущностей и людей, и каждый займёт в нём своё место. Одни — отдадут силу своих мышц или своего ума, чтобы обеспечить всем необходимым правящий Альдланд; другие станут воевать между собой и пытать пленных, давая богатую чувственную пищу магусам и их друзьям, свите Неназываемого. И сам Он, воспарив из тех же Врат, невидимый или принявший внешний образ, наконец, воссядет в Доме Власти. Шестой, который станет Первым!..

Подумав так, Инкэри прицелился краскопультом, чтобы завершить центральную часть фигуры. Одно движение, другое, третье… готово! Перекрестие, подобное прицелу, начертано. Теперь надо лишь порезать себе палец, чтобы кровь капнула в средоточие узора, запенилась, закипела там, и…

Он полез в карман за складным ножом.

В это мгновение растаяла облачная кисея. Солнце заняло точку зенита.

Внизу, на плато, отдвинулась от храма тень лебедицы Хамсы, и сверкающий поток жаркого света хлынул сквозь прозрачную чечевицу, в обозначенный белыми камнями круг.

Агна и Аранья стояли рядом перед этим кругом, на головах у них теперь были венки. По другую сторону солнцепада застыл, выпрямившись, Йемо, напряжённый и торжественный, словно в день большого храмового праздника.

— Правильно я судил на вече, — сказал зверун; столь дремучи были его борода и усы, что и движения губ никто не видел. — Правильно. Не виновен был в убийстве бедняга Ваюр. Не виноват и Див, самый разумный из индриков. Морокун проклятый напустил. Чудище заморское.

Чуть погодя, видан добавил:

— Когда началось во граде, я ни на чью сторону не встал. Блажь это. Ходил да змееносых выпускал из загонов. Ну, если кто из наших дурней мешал, тогда, само собой. — Он поднял кулак, размером с детскую головёнку. — Всех выпустил. Пускай себе идут на луга, в лес идут… да там и пережидают, пока перебесятся наши. А не перебесятся, уходят друг друга… что ж! Индрикам — дикое приволье. Не достойны мы, значит, их дружбы.

— И я права, — мелодично откликнулась Агна. — Права, что Ваюра ждать не стала, а сюда пришла. Он уже не муж мой, не любимый — кукла с душою вынутой, с волей колдуна зловредного внутри. Здесь я скорее его исцелю.

— И всему граду поможем, — завершил Аранья.

— Что ж! Обожение истинное начнём, человеки! — сказал Йемо и поманил ласково.

Он пел древние, как сам Сувер, слова, — а юная женщина и старый видан, держась за руки, вступили в каменное кольцо, в падающий столб солнца.

И стали солнцем сами.

Вырвавшись сквозь окна храма, сквозь круглое лежачее окно в его кровле, слепящий сполох озарил всё далеко кругом. И стену скал, и улыбчивого Солнцебога на лебеде, и, в другой стороне, Гопалар под шапкой давящего дыма.

На подходах к Суверу, над бурным океаном летящие рваные тучи пронзила сотнями копий вспышка. И под тучами, под их мчащимся пологом, закашляли и споткнулись все шесть двигателей головного паролёта. Встревожившись, совсем по-человечески завертели головами полумехи. Стали останавливаться винты всей армады, и даром старались лётчики удержать корабли в их наклонном скольжении к пучине.

В свой последний миг увидел раздавленный ужасом Инкэри, как оборачивается к нему уже не гранитное — живое, гневное лицо Гопалы и вспыхивают Его глаза.