Вера Камша - Ветер и вечность. Том 1. Предвещает погоню [litres]

– Это – игра, – шепотом объяснил горцу Валме, – у вас играют в козлов и барсов, а они играют в снежинок.

– Снег не живет, – растерялся рэй, – а взрослые не играют.

– Неважно. Слушай музыку.

Музыка была хороша и прекрасно бы обошлась без танца, хотя пышные пейзанские юбочки и игольчатые диадемы снежинок не портили. Некоторых. Большинство же напоминало симпатичные плотненькие снежки, которые то нанизывали на веревочку и крутили, то разбрасывали по залу.

– Они устают, – с должным акцентом огорчился Бурраз. – Нэлза танцэват долго и быстро.

– Сейчас будут стихи, – утешил посла Марсель, – снежинки немного отдохнут, и начнется главное.

Хрупкие снежинки свились в толстую переливчатую гусеницу, которая под затихающие флейты шустро обогнула зал и стала разваливаться, начиная с хвоста. Девы в белых платьях поочередно опускались на пол и застывали под осыпающимися блесками; казалось, их солит кто-то большой и голодный. Стукнули палки, снежинки торопливо сменили позы – лежавшие приподнялись на коленях, коленопреклоненные сели, сидевшие вскочили и протянули руки кто к люстре, кто – к занавешенным окнам, зато стоявшие изящно прилегли на бочок; тоненько зазвенела какая-то музыкальная штуковина, отчего-то взволновав Жакну.

– Пришло Зло? – встревоженно осведомился он. – Или так надо?

– Надо. Это почти мистерия, а в мистерии без зла не обойтись, но оно будет повержено, – заверил Марсель и, предвосхищая следующий вопрос, добавил: – Нам не надо ничего делать, только смотреть.

– На кого? – не отставал бакран.

– Сейчас начнутся стихи, и я расскажу.

Звон затих, зато заиграла арфа, предвещая поэзию. Первый сонет читала Октавия, и это оказалось не так уж и плохо, поскольку принцесса даже не думала завывать. У ее высочества было взрослое платье, настоящие украшения и отличное настроение, а радость, если в ней нет злобы, не только не склонна к вою, но и заразительна. Марсель глянул на Жакну, тот внимал ее высочеству, даже не порываясь расспрашивать, ведь и так ясно, что зима – это красиво и хорошо. Принцесса пообещала посадить тонкий месяц в хрустальное лукошко и уступила место более взрослым чтицам; эти выли уже всерьез, чем Валме и воспользовался, объяснив дипломатам, что после стихов наступит ночь и на охоту выйдет Зло в виде волка, который будет преследовать Принцессу-Лань и почти догонит, но вмешаются хрупкие снежинки. Они устроят метель и собьют волка со следа, а тот от бессильной злости расскажет им про страшную весну. Снежинки испугаются, но Принцесса-Лань их успокоит и объяснит, что они не умрут, а станут сверкающими капельками, которые напоят землю, и та расцветет.

– И это всё? – рэй Жакна казался несколько удивленным. – Лань разве не скажет, что вырастет трава, которую она съест?

– Она не успеет, потому что к ней придет ее возлюбленный.

– Но зима не годится для гона, нужно ждать осени.

– Мой дорогой рэй, – Марсель покосился на Франческу, та с трудом сдерживала смех, – искусство отнюдь не всегда совместимо с правдой и логикой. Если ему нужно, чтобы что-то было, оно будет.

– Тогда козлята родятся слабыми!

– Если они не волшебные, – подсказала госпожа Скварца. – Волшебство объясняет все. Смотрите, это кажется милым. Жаль, я не заметила, откуда взялся месяц.

– Это волшебство, Франческа, – шепнул Валме. Принцесса с крупным серебряным месяцем в руках в самом деле была мила, эдакая поймавшая лунную рыбку кошечка. Вновь ожила арфа, из-за трона появилась Мария Тристрам в темно-синей накидке и с ажурной серебряной корзиной, в которую месяц и водворили. Лежащие, сидящие и стоящие снежинки воздели руки. На балконе завыло. Наступила ночь.

Что бы ни намеревался выпросить за свои услуги Коко, он это заслужил: ночная сюита могла всерьез напугать. Если бы не заученно поворачивающиеся и перебегающие с места на место девы, напрочь разрушающие мрачноватое очарование.

– Этой сценой я особенно горжусь, – Георгия приоткрыла свой веер на треть, подавая очередной сигнал, кажется, устроителям кружащего «снег» сквознячка. – Мамины празднования были прелестны и беззаботны, но нам выпало другое время. Теперь всему нужен смысл. Ты согласна?

– Пожалуй… К этой мысли надо привыкнуть.

– Просто тебе не приходилось растить королей.

– Мне не приходилось растить даже королев.

– Арлина, ты невозможна… Но смотри же!

Девица Тристрам честно держала месяц, но зал освещали люстры, в свете которых вовсю волновались снежинки. Их можно было понять: из угла явно надвигалось что-то трагическое. Встревоженные девы попробовали сгрудиться в сугроб, но отчего-то шарахнулись друг от друга и в очередной раз застыли, зато из-за ширмы выбежала Гизелла Ноймаринен в золотистом платьице и диадеме с рожками. Всплеснула руками, затравленно оглянулась и изящно-бессмысленно заметалась по залу. Три шажка с левой ноги, один – с правой. Поворот, взмах руками и опять. Принцесса-Лань была ранена, Принцесса-Лань была бестолкова… Предвещая что-то нехорошее, грохнули литавры. Чтобы не пропустить появление Волка, Арлетта сощурилась и повернулась к ширме; по ногам потянуло сквозняком, и в зал вырвался хищник… хищница! В темно-сером «окровавленном» плаще и черной короне на рыжих волосах. Пытаться сожрать Гизеллу выпало Иоланте.

– Странный выбор, – позволила себе удивиться графиня, – я представляла волков иначе.

– Жребий, все решил жребий, но она старается.

Иоланта старалась. Если бы она могла разорвать Принцессу-Лань, она бы ее разорвала, но смотреть на это было забавно и при этом жалко. Тот, кто подстроил такую пакость, добротой не отличался, а в случай не верилось, да и делать представление заложником случая…

– Даже не знаю, – немного откровенности не помешает, – неприятно мне или еще и смешно. Странно, что ты это допустила.

– Арлина, жребий тянула Октавия. Я не могу отменить ни судьбу, ни правила.

– Разумеется.

Запыхавшаяся Волчица метнулась к Лани, Лань встала на цыпочки и, изогнувшись, воздела руки наподобие столь ценимых Коко позднегальтарских статуэток; зарокотало, и дождавшиеся своего часа снежинки бросились в бой. Половина окружила охотницу и добычу, почти скрыв их от глаз, оставшиеся взялись за руки и уже знакомым хороводом понеслись по залу, видимо, это была поземка. Замелькали руки и диадемы, заколыхались юбки, из живого сугроба вылетела Лань, пробежала пару шажков и, слегка отведя ногу назад, замерла в ожидании Волчицы.

Судя по музыке, хищнице и жертве следовало оказаться в середине зала одновременно, но Иоланта сбилась с ритма и отстала. Другая бы на ее месте запустила волчьим плащом если не в Гизеллу, то в Марию, и сбежала, но внучка Манрика была бойцом и охоту не прекратила. Распавшийся на комочки и комья «сугроб» устремился на защиту так и стоявшей под люстрой Лани, все вновь смешалось, а успевшая обежать зал «поземка» заслонила происходящее своими юбочками. Кто на кого налетел и кто упал, графиня не разобрала; раздавшийся вопль перекрыл стенание виолин, музыка поперхнулась и смолкла.