Вера Камша - Ветер и вечность. Том 1. Предвещает погоню [litres]

– Не беспокойтесь, не брошусь. Мне надо добраться до Надора.

– Хм… По слухам, это не лучшее место.

– А Старая Придда худшее! Для меня… Здесь все… и она тоже!

– Она? – узнавать, так до конца, – Вы имеете в виду одну из герцогинь Ноймаринен?

Оказалось, нет. До Надора Иоланту довела молодая баронесса Хейл, которая все время врала и подлизывалась… Даже лошадь одолжила, даже за Октавией на аудиенцию побежала, а на самом деле все для себя, то есть для виконта Сэ, которого для себя… И вот теперь опять!

– Я думала, она придет… подойдет, а она… Конечно! Теперь она и так… С этой…

– С кем?

– Фельпской красоткой!.. Она же с графиней живет, проще подобраться, а меня можно… можно…

– Вас нельзя, – отрезал виконт. – И я этого не допущу.

– Чего?

– Всего этого. Которого. Выбирайте: либо вы сидите здесь и дожидаетесь меня, либо о Надоре придется забыть.

– Я подожду, – буркнула Иоланта, – все равно я при всех… туда не пойду.

– Вы не волчица, вы – аллегория неопределенности. Ждите.

Расчеты виконта держались на Маркусе, вернее, на его манере подбирать слуг, и расчет этот себя полностью оправдал. Фарнская камеристка графини Савиньяк честно восседала в гостиной для слуг рядом с хозяйскими вещами.

– Идемте, – велел стражнице Марсель, – ваша госпожа просила меня препроводить в ее апартаменты некую строптивую особу. Идти ей не в чем, и графиня одалживает ей свои плащ и обувь.

– Да, господин виконт, – ни расспросов, ни аханья, ни вымогательства. Если Маркус доведет своих новых подчиненных до подобного совершенства, он станет великим геренцием. Если девица Манрик в самом деле хочет в Надор, то виконт Валме отберет у виконта Сэ шляпу. И съест.

Танцующая пара выглядела достойно. Запасная Принцесса-Лань была и мила, и изящна, да и виконт Дарзье от раны оправился полностью. Держать шпагу и управлять норовистой лошадью ему еще было не по силам, но небыстрый куртуазный танец здоровью ничем не грозил. Двое, исполняя незамысловатые па, неспешно двигались от одной замершей снежинки к другой. Те, будучи обтанцованы, оживали и, кружась, присоединялись к товаркам, предвещая финальную метелицу. Балет благополучно заканчивался, самое любопытное обещало произойти потом.

– Тебе нравится? – шепнула Георгия, которую, казалось, занимал лишь ее праздник.

– Более или менее. Это ведь одна из графинь Флашблау?

– Да, младшая из сестер, и виконт Дарзье. Приятно видеть, что Дораков с Флашблау не рассорил даже разрыв помолвки. Покойного Иоганна мне, само собой, жаль, но он был таким странным. Правду сказать, его сватовство к Леони меня удивило.

– Меня скорее удивило ее согласие.

– И это тоже. Но как же я была права, позаботившись о возможной замене!

– Ты была неправа, доверившись жребию.

– Что поделать, выбирая между справедливостью и успехом, государю должно выбирать справедливость. В конечном счете это себя всегда оправдывает. Они заканчивают! Прости, я сейчас буду очень занята. Главное в празднике, как ты помнишь, это апофеоз.

– О да.

Лань с охотником закончили обход и развернулись к успевшей собраться за их спинами двойной снежной шеренге, в которую и нырнули, как нитку за иголкой потащив за собой фрейлин. Стоящие напротив друг дружки девицы брались за руки и ныряли в двойной живой коридорчик, со стороны это напоминало выворачивание чулка. Оркестр заиграл громче, наподдали и посыпальщики: бумажный снег полетел хлопьями и стал меняться, белое уступало место розовому и голубому, суля весну и новое представление. «Чулок» между тем вывернулся окончательно, и вновь оказавшаяся первой пара преклонила колени перед его величеством, который заученно махнул рукой и принялся читать стихи о добре и зле. Хорошие – Веннен не может быть плохим, – но слишком уж взрослые и оттого звучащие нелепо. Положение спасал разве что Капуль-Гизайль со своим оркестром. Полностью заглушить равнодушный детский голосок у баронских флейт не выходило, но о грядущей весне они напоминали.

– …Да царствует Солнце, – прокричал напоследок Карл, – да скроется Тьма!

Георгия раскрыла свой веер, и король сел, а танцующие еще раз преклонили колени. Раздались аплодисменты, не слишком мощные, ну так и зрителей было немного, куда меньше, чем в Тарнике, где к услугам Алисы были не только толпы придворных, но и все гвардейские офицеры. С балкона посыпались уже не лепестки, а цветы, детишки в белом – куда же без них? – притащили обвязанные лентами гвоздички и принялись раздавать снежинкам по четыре каждой.

Цветов оказалось больше, чем девиц, последняя цветочница растерянно завертела головой и устремилась к одетой в белое Франческе. Распорядители, успевшие сменить зимние жезлы на зеленые весенние, подали сигнал, и фрейлины посеменили к Октавии, бросая букетики к ее ногам, но это было еще не все. Галантный Дарзье собрал с ковра цветочную охапку и, который раз коленопреклонившись, вручил Октавии; та сосредоточенно ухватила подношение и, пригласив всех дорогих друзей на «Сказание нежных цветов», присоединилась к слезшему с трона брату.

Движение веера. Его величество подтверждает приглашение ее высочества и просит любезную сестру поблагодарить за чистую сегодняшнюю радость дражайшую тетушку. Дражайшая тетушка умиленно улыбается, победно колышутся аквамариновые серьги, вкрадчиво поет флейта, Октавия протягивает многострадальные гвоздики Георгии, один цветок отламывается от стебелька и падает в бумажный снег.

– Я счастлива отдать эти цветы сестре нашего любимого отца, – сообщает принцесса, – мы с братом обрели в Старой Придде дом и любовь.

– Но наше счастье, – радостно подхватывает король, – не может быть полным, пока Талиг не оправится от полученных им ран, а виновные не понесут должного наказания.

– Мой царственный брат, вы, как всегда, правы, но величие вечности не мешает радости цветка, пусть она и недолговечна.

– Это так, любезная сестра. Мы благодарим Регентский совет, господ дипломатов и наших добрых подданных и дозволяем им удалиться после нашего ухода.

Мальчик медленно и величественно кивает девочке, девочка подает мальчику руку, и августейшие дети вместе со сложившей наконец свой веер теткой под стук жезлов покидают зал. Следом еще один распорядитель тащит цветы, а в другую дверь, посылая воздушные поцелуи, семенят снежинки. Всё. Можно вставать и прощаться с теми, кто неминуемо прицепится.

– Сударыня, сударыня, умоляю вас на два слова…

– Добрый день, барон. Ваш оркестр был прекрасен, – собственно, только он прекрасен и был, но Коко без подобных признаний обойдется.

– Увы, я не обольщаюсь, извлекаемые нами звуки еще далеки от совершенства. Сударыня, я осознаю всю степень моей наглости, но, умоляю, представьте меня вашему певцу! Подобный голос невозможен, но я его услышал и не могу пройти мимо такого чуда.