Екатерина Мекачима - За тридевять земель [litres]

Гаркун так умело передразнил Иванку, что Лый, Ватан и Агнеша рассмеялись.

– Иди к Индрику! – рассердилась лешая.

– Подобные вопросы лучше Дрефу задавай, – не унимался Явих, и Иванка, не выдержав, вытащила у Явиха из-за уха цветок, чем ещё больше рассмешила друзей.

Когда пал последний листок, ярко вспыхнули костры, и волна восторженных рукоплесканий прокатилась среди леших.

– Да пребудет с нами Лес! – торжественно провозгласил Дреф, стукнул тоягом оземь, и сияющие зелёным листья и цветы взметнулись ввысь. Агнешка видел, как цветы взлетели с головы смеющегося Явиха, с косы насупившейся Иванки, с бороды Лыя и ушей маленького Ватана, с одежд леших, с земли, с деревьев и с подвесных дорог и устремились к Дрефу.

Ворожба окружила князя: листья кружили вокруг полевика всё быстрее и быстрее, пока не скрыли лешего от глаз, обратившись зелёным светом. Свет разгорался и разгорался, пока не вспыхнул неистовым огнём под поражённый рык лесного народа.

Огонь взметнулся до крон деревьев и, обратившись в сияющих птиц, опустился и, пролетев над ахнувшими лешими, померк.

Йолк разразился громоподобными рукоплесканиями и радостным рыком лесного народа.

Когда Агнешка вновь обратил взор на ту подвесную дорогу, на которой стоял Дреф, князя уже не было.

– Всё никак не привыкнешь, – Ватан потрепал Агнешку по колену, и сварогин кивнул. – Но ничего, – заверил полевик, – всему своё время.

Заканчивалась последняя неделя квинтеня. Погода стояла тёплая, но порой холодный ветер качал высокие хвои. Агнешка пришёл на Большую Поляну задолго до восхода солнца, когда высокое небо ещё украшали серебряные звёзды. Сел подле столба, с которого Дрозд достал бубенцы, и закрыл глаза. Холодный воздух пленил свежестью аромата хвойного леса. Мох, сквозь который кое-где проросла сочная трава, был мокрым от росы, но тёплая рубаха и плащ из мха-веретенника грели лучше любого тулупа.

Агнешка прислушался к лесному шёпоту и глухому перезвону бубенцов частокола: так всегда сварогин начинал занятия по слушанию Леса. Ветерок несильно качал музыки ветра, а потому на Поляне было тихо. И так же тихо, вкрадчиво шептал Лес, и внук Стрибога тихо гулял меж вековых елей.

Где-то тихо, будто боясь потревожить тишину, пропела первая птица. Тишина сонно пропела в ответ – едва слышно, но нежно и мелодично. Тишине мягко ответил лес: в его шёпоте слышались перезвон лесных ручьев, шелест листвы, свежесть ветра, благоухание полей, жара лета и холод зимы… Шёпот был наполнен миром, а мир – шёпотом. Шёпот пел, пел лёгкому ветру и занимающейся заре. Пела вся пробуждающаяся природа, и от этого голоса щемило сердце, а душу сковывала светлая тоска… Агнешка встрепенулся: он услышал Лес! Но эта непрошеная мысль затмила собой Песнь, и мир умолк. Вновь шелестел только ветер.

Агнешка обратился к Лесу сам – спросил, как научиться тишине. Агнешка часто спрашивал об этом Лес, как и советовал Ватан, но бор не являл ответа. Видимо, для того, чтобы обратиться к Лесу, надобно сначала внять ему…

Сварогин открыл глаза: Большая Поляна была пустынна, звёзды погасли, и на небе разгоралась заря. Человек устало покачал головой и, вновь закрыв глаза, постарался сосредоточиться на Песне. Но досада на себя самого, досада за собственные мысли, не давала различить даже обычный шум ветра.

– Так дело не пойдет, – услышал Агнешка знакомый голос и открыл глаза: рядом с ним на поляне стоял Дреф. Князь, сочувствующе улыбаясь, качал головой, его жёлтые глаза смотрели пронзительно, но мягко. – Ты сам себе мешаешь. Не спрашивай Лес о том, что ведомо только тебе. Как только услышишь Песнь – зови Дрозда. Он будет твоим проводником в Царствие Индрика и обратно в Свет.

– Но как же престать думать?

Дреф рассмеялся, и его украшенные кисточками уши поднялись.

– Так же, как ты перестаёшь говорить. Сосредоточься на Песне, ученик. – Дреф стукнул посохом оземь и исчез.

Агнешка вновь закрыл глаза, но Лес молчал.

Лес ответил только через седмицу, в туманное утро, когда небо было затянуто низкими облаками.

Занимался рассвет, но на Большой Поляне было темно, и только отблески огней Йолка с трудом пробивались сквозь сизую мглу. За прошедшее время Агнешка хорошо выучил, где находится его столб, и мог дойти до него даже в темноте. Сын Тихона опустился на сырую траву и закрыл глаза.

Стояла безветренная тишина, бубенцы не перезванивали, и Лес молчал. Но молчание мира было таким громким, что Агнешке чудилось, будто Лес сам обращается к нему. Сварогин прислушался: тишина звала его, звала лёгким звоном. И среди звенящего молчания слышались Слова, которые не удавалось разобрать, но при том они были удивительно понятны… Если подойти к Лесу ближе, то серебристые Слова можно разобрать. Наверное.

Сварогин встал и пошёл к тёмному замершему Лесу: вековые ели вырастали из тумана грозной стеной. Чем ближе подходил к Лесу его ученик, тем отчетливее он слышал зов: едва видимый серебристый узор Слов оплетал могучие дерева, струился по ним ввысь, теряясь среди крон. И тьма не мешала идти – дорога, что пролегла между елями, светилась серебром, а впереди, над ней, летела маленькая серебряная птичка.

– Куда ты меня ведёшь? – спросил Агнешка Дрозда.

«К твоему имени, – прозвучала песня. – Времени у тебя осталось мало, человек. Больно ты медленно соображаешь».

Агнешка рассмеялся: его учила птица!

«Негоже смеяться надо мной только потому, что я – дрозд, – обиженно пропела птица. – Вспомни Айула!»

– Извини, – сварогин положил на сердце руку.

«Ох, и послал Индрик тебя мне на голову», – сокрушался Дрозд.

Серебряная птица подлетела к высокой сосне и, осветив её, обратилась к человеку.

«Хорошо запомни эту красавицу, – чирикал Дрозд. – Она даст тебе тояг и имя».

Агнешка подошёл ближе к дереву: в серебряном свете сосна походила на окружающие её другие дерева.

– И как же я её запомню? – удивлённо спросил Агнешка.

«Так же, как ты своих друзей запоминаешь, дурья голова! – сердито пел Дрозд. – Ты же можешь Ватана от Иванки отличить?»

– Конечно, могу, – со смехом ответил Агнешка. – Но деревья-то все одинаковые!

«Ох, Индрик! За что?! – взмолилась птица и, облетев вокруг Агнешки, пропела: – Смотри внимательнее, смотри!»

Агнешка стал смотреть ещё внимательнее, стараясь запомнить узор коры и веток. Глаз остановился на суку, что красовался на стройном стволе. Из сучка росли три тоненькие веточки. Но Агнешка сомневался, что сможет по этому признаку отличить свою сосну от остальных.

«Думаешь по сучку запомнить, – удивился Дрозд. – Ну-ну».