Сэмюел Сайкс - Семь клинков во мраке [litres]

В шестнадцать лет она вступила в армию Империума. Воспитатели, обучавшие ее все эти годы, обрадовались ее уходу. Девочка была своенравна, сопротивлялась на тренировках, нарушала дисциплину, швыряла наставника через всю комнату чарами. Однако в армии она обрела цель.

Среди мужчин и женщин, с которыми сражалась плечом к плечу, она обрела дружбу. Они видели в ней защитника, того, кто сможет обуздать волну Революционного восстания. И сами в свою очередь оберегали ее, дали ей семью, в которой она нуждалась, не зная об этом. Чаще всего ее звали Салазанка. Госпожа ки-Иорил, если официально. Сэл – для близких друзей.

Пока ей не исполнилось двадцать. И она стала Алым Облаком. Ее так прозвали за плащ ярко-красного цвета, на котором она настаивала. Она летала над Шрамом, не стесненная ни горами, ни равнинами, ни чем бы то ни было. Она летела туда, куда ее просили, туда, куда отправлялись ее друзья.

И она убивала.

Сотнями, тысячами. По мановению ее руки вспыхивал огонь. По вздоху поднимался ветер. От одной мысли все превращалось в руины. И она никогда не платила. Там, где другие маги платили Меной за силы и изменялись, она просто летала, убивала. И ей не было дела. Пока она могла летать, она никогда об этом не думала. Пока она могла вернуться к друзьям, ей было все равно.

Ведь у нее были друзья. Немало, на самом деле. Они любили ее, но не могли летать. Их заботили проблемы на земле, от которых они не могли улететь. Новый император родился без света в глазах. Он был нолем. И он все равно унаследовал трон. Многие маги взбунтовались. Но только не ее друзья. Их замысел был грандиознее.

Она не могла понять их проблем. И когда они попросили ее о помощи… она прислушалась. Она любила их. А они любили ее. Как все и должно быть.

И той ночью, когда они ее убили, она не улетела.

– Не о чем тревожиться.

Я бросила взгляд на Джинду. Свет алхимических шаров вдоль императорских склепов был тусклым, но я видела ухмылку на его лице.

– Я не тревожусь, – ответила я.

– Ты идешь, – ответил он. – Ты никогда не ходишь ногами.

Я закатила глаза. На следующем шаге поднялась над землей. Я вскинула руку, чуть не ударившись головой о потолок.

– А где здесь на хер летать? – проворчала я, опускаясь. – Почему, мать вашу, нельзя собраться в саду?

– В саду? – сухо повторил Джинду. – Мы собираемся свергнуть незаконнорожденного тирана, восстановить Империум и почтить жертвы наших товарищей… и ты хочешь это делать в саду?

– Может, с бутылкой хорошего вина.

– Мне кажется, Императрица заметит.

– Ну если она незаконная Императрица, то и ее притязания на сады – это пшик, верно? – Я вздохнула излишне драматично. – В садах перед дворцом есть прекрасный фонтан и…

– Она незаконна.

Раскат голоса Джиндунамалара застал меня врасплох. Я привыкла к его легкому смеху и улыбкам. А тут словно заговорил кто-то чужой.

– И ее сын, – сказал он, исполненный гнева. – Он ноль, Салазанка. Он понятия не имеет, что ему дали, и понятия не имеет, как этим управлять. Императрица не стала отказываться от его притязаний, поэтому у нас нет выбора.

– Ла-а-адно. – Он просто не в духе, сказала я себе. Скоро его улыбка вернется. – Будем все из себя таинственные, если так надо. – Я шмыгнула носом. – И все-таки не понимаю, почему сейчас? С восстания прошел год. Почему Вракилайт так долго вынашивал план?

– Он осторожен. Вракилайт ищет выход. – Джиндунамалар даже не взглянул на меня, его взгляд был устремлен вперед, прямой как копье. – У него и остальных есть задумка, как с этим справиться. Мы не будем служить императору-нолю. Никогда.

Сейчас, спустя много лет и крови, все так очевидно. Его голос всегда звучал как песня, четко и непринужденно. Эта рычащая резкость так на него не походила. Его поступь всегда была расслабленной, как будто со мной рядом так легко. Это напряжение и деревянные шаги – это был не он.

Я не хотела знать, что произойдет потом. Я хотела притворяться, что у него просто выдался тяжелый вечер и все пройдет. Но когда он взял меня за руку, его пальцы были холодными и липкими, и чутье подсказало мне: он изменился.

Жаль, я не прислушалась к этим словам.

– Мы согласились не с легким сердцем. – Он посмотрел на меня с напряженной, странной улыбкой. – Что бы ни случилось, оно того стоит, верно? Ради Империума?

Я шла туда не ради Империума.

Это было просто название, скопление домов, место, которому я служила по причинам, которых не хотела понимать. Все, что я делала, – ради людей, которых знала. Ради мужчин и женщин, маршировавших по земле подо мной. Ради магов, которые смеялись, учились и пили вместе со мной.

Ради него.

Я улыбнулась и стиснула его руку. И постаралась не замечать, какая она холодная.

– Ради Империума.

Свет становился слабее, а голоса громче. Наши голоса и руки разомкнулись, когда коридор императорских склепов превратился в огромный круглый зал.

Большой склеп для больших людей с большими планами.

До того, как наша магия стала искусством, до того, как мы узнали, что такое песня Госпожи, а Империума не было даже в мыслях, у нас был Совет. Мудрые мужчины и женщины собирались здесь, в этом подземном зале, ради высоких идеалов свободного мира, магического и прекрасного.

А потом пришел первый Император и убил всех членов Совета.

Но все это в прошлом. Императорский дворец выстроили над покоями старого Совета, а их превратили в склепы – место, где хоронят останки последних Императоров и их короны. Это было место прекрасных идей, которым никогда не осуществиться и на которое старательно закрывали глаза те, кто стоял у власти.

Идеальное место для Заговора против Короны, как нас потом называли: новая власть замышляет смерть старой на кладбище еще более древней.

В зале, среди пустых тронов давно почившего Совета, собрались тридцать два человека. Когда мы вошли, повернулись лишь несколько из них.

Крешфаран бросил на меня быстрый взгляд и издал смешок, от которого у меня побежали мурашки. Гальтафамора почесала свежий ряд шипов, пробивших кожу, и заворчала мне вслед. Гришокта, державший одну руку на своей гигантской дубине, помахал мне большой ладонью и проревел приветствие. Но даже его громового голоса было недостаточно, чтобы отвлечь остальных.

Вракилайт держал речь.

Уже тогда он выглядел тощим. Волосы грязной рыжей копной обрамляли не по возрасту худое лицо. Империум наряжал драгоценное Дарование в лучшие наряды, какие только могли создать портные, но одежда всегда висела мешком на его щуплом теле.

Взгляни на него попристальнее, и переломится.

Если, конечно, не смотреть в глаза.

Песнь Госпожи предназначалась только для ее магов. А ее свет – фиолетовое мерцание, вспыхнувшее в глазах ее избранника, – был знаком для всех остальных. Он светил скудно, вспыхивая и угасая вместе с рождением и смертью чар.